Страница:
914 из 938
— Ах, бедный вы, горький вы мой Дымок, — шепнула Дуня, припав к его плечу, так что с высоты роста ему, скосившему глаза, кроме венчика волос на девичьем затылке с косичкой, скользнувшей за ворот платья, видна была и тонюсенькаянепонятной надобности серебряная цепочка у ней на шейке. Ведь вы все еще ангел... если вам плохо, почему остаетесь здесь, не уйдете, пока не стало хуже?
Он показал ей зубы в недоброй усмешке, словно его дразнили, словно огрызаться собрался:
— Так оно не пускает меня... проклятое, проклятое! — затвердил он в исступленье ненависти, пытаясь как перчатку сорвать с пальцев охлестнувшее его отовсюду, уже внутрь прораставшее земное вещество, и потом, стремительно наклонясь словно к чужому, прокусил себе кожу чуть выше запястья.
Значит, непременно требовалось для цикла взглянуть с изнанки, во что способно выродиться слишком навязчивое мечтанье. На внезапное помешательство похожая вспышка тотчас и погасла, а тот все не опускал руки. Затихшие от испуга, глядели они оба на мгновенную, на ней, с бусинками крови, багровую подковку от зубов. Такая важная затем протекла полминутка, что, устремленная в глубь себя и платком почти машинально бинтуя ранку, Дуня всплакнуть позабыла о том, что было теперь на исходе. В сущности ничего не случилось, но если во исполненье давешнего ее совета Дымков нуждался в дозволенье для ухода, то вот она его отпускала. Словно стыдясь сообщничества, оба тягостно молчали, пока Дуня не надоумилась спросить невинным голоском:
— Проглотил ли хоть пару крошек со вчерашнего бездомного вечера?
У запасливой Прасковьи Андреевны, наверно, нашлась бы горстка аварийного изюмца для дочурки.
|< Пред. 912 913 914 915 916 След. >|