Поп и работник   ::   Каледин Сергей

Шура тем временем уже поела и долывала блюдце – под молока, чем растрогала Веру Ивановну.

– Еще попей молочка.

Но Шура демонстративно отсела подальше от стола. Вера Ивановна выждала и как бы незаинтересованно напомнила:

– А чего ж помянуть-то не помянула, отсела, ровно гостья? Помяни, раз покушала.

Шура не реагировала, прикрываясь глухотой. Вера Ивановна усилила голос:

– Слышь, чего говорю-то?! Шу-ра! Помяни давай! Шура нехотя встала, повернулась к иконам, замерла.

– Ну, чего стоишь попусту? – Вера Ивановна слегка ткнула нищенку в спину. – Чего молчишь?

Шура повернула к старосте сморщенное в злобе лицо, забурчала под нос что-то грубое, вроде как даже по-матери.

– Ишь ты, – ухмыльнулась Вера Ивановна. – Дуется, как пузырь дождевой. Ну-ка мне!

Шура повернулась к иконам.

– Помяни, Господи, усопшую Акулину, вечная память, вечный покой!.. (Это про мать Веры Ивановны.) Помяни, Господи, усопшего Ивана, вечная память, вечный покой. (Про отца.) Помяни, Господи, убившего Иоанна…

– Не убившего – убиенного. Сколько раз говорено!

– Убиенного Иоанна, вечная память, вечный покой… Все, – не оборачиваясь к ненавистной хозяйке, проворчала Шура. – Помянула.

Рукавом офицерского кителя Вера Ивановна смахнула слезу с глаз, которая всегда выползала на словах «убившего Иоанна», потому что то был ее сын Ваня, разбившийся несколько лет назад по пьяному делу на грузовике в день своего пятидесятилетия.