Последнее лето   ::   Почивалин Николай Михайлович

Пока, задумавшись, Тарас Константинович смотрел на пляшущие малиновые язычки, сторож заварил чай, разложил на тряпице комовой сахар, хлеб, сало, налил до краев большую эмалированную кружку.

- Держи-ка, Константиныч. Да сала моего попробуй - хлебное.

Чай был крутой, пахучий и необыкновенно вкусный, - Тарас Константинович глотнул раз, другой, убеждаясь, что такого он никогда не пил.

- Чем заваривал, Иван Маркелыч?

- А, заметил! - Китанин довольно засмеялся. - Это я по своему рецепту. Сушеная вишня, заварка да яблоко туда же скрошил. - Нравится?

- Очень.

- Ты сала, говорю, попробуй. Вон какой шматок - обоим хватит.

Ужинали плотно, обстоятельно. Сало было маслянистым, с чесночком и лавровым листом, ржаной хлеб - мягкий, с домашним подовым духом. Лоб у Тараса Константиновича после литровой, не меньше, баклаги вспотел.

- Спасибо, Иван Маркелыч. Во как славно!

- На воздухе.

Прибравшись, Китанин сел, свернул цигарку, - поплыл сладковатый махорочный дымок, который казался здесь приятней и уместней, чем папиросный. На секунду самому захотелось поддеть из кисета крупки, бережно высыпать ее в надломленную козью ножку.

- Я опять о давешнем, Константиныч, - заговорил Китанин. - Больно уж много у нас друзей завелось. Показывают по телевизору: то институт одним построили, то другим - госпиталь, то еще там чего-то. А ведь среди этих друзей и такие есть, что, случись чего, - в шапку наложут. Будто нам самим девать некуда.

- Интернациональный долг, Иван Маркелыч. Помогать надо.