Последнее лето   ::   Почивалин Николай Михайлович

Секунду-другую Потапов ошалело мигал, - дымок из его безмолвно открытого рта шел сейчас беспрепятственно и ровно, - и возмущенно хлопнул себя по ляжкам.

- Так чего ж ты мне сколь время голову дуришь?

По рупь семьдесят чего ее покидать - не инвалид какой! Ты уж тогда сиди. У тебя свое, у меня свое. Побегу, коль так, - машина-то ждать не будет. Ах, твою мать!..

Потапов юркнул в сарай, вроде бы даже перестав прихрамывать, - Тарас Константинович, посмеиваясь, поднялся тоже. Характер вздорный, шумливый, а мужик работящий, немного их осталось, старой совхозной гвардии...

Откуда-то нанесло тучу, по дороге пробежали первые редкие капли, входя в горячую пыль, как гвозди в сырое дерево. Тарас Константинович остановился, заслышав позади машину, посторонился.

Вернувшийся из капиталки "газик", ядовито сияя зеленой нефабричной краской, визгнул надежными тормозами, из него ловко, выставив сначала костыли, выпрыгнул Забнев. Загорелое его лицо дышало бодростью, на ухо упала тяжелая светлая прядь, глаза довольно блестели.

- Откуда, Александр Федорыч?

- В пятом был. Потом в сады завернул.

- Ну, как там?

- У Гладышева все наготове. А в садах - вот, - Забнев достал из кармана небольшое с горячими кровинками яблоко. - Подпорки ставят. Скоро, Тарас Константинович, скоро!

Яблоко было теплое, от него исходил тонкий запах - не такой густой и сильный, каким через неделю-другую пропахнет весь совхоз, а робковатый, неожиданный и поэтому особенно нежный и тревожащий.