Посолонь   ::   Ремизов Алексей Михайлович

Запалили солому, заварилась отжиннаякаша.

— Нивка, отдай мою силу!

И идут хороводом вокруг Бороды, ведут долгие песни, перевиваются долгие песни пригудкой [122] , и опять на широкий разливной лад хороводы.

Село за орешенье солнце, тучей оделась заря.

А Борода в васильках разгорается.

Берет коновода пляс.

Бросила молодка серебряный серп, подсучила рукава, сбила подпояску да из кона, пустилась в пляс.

Звенел ее голос, звенела песня.

Катил за облаками Илья, грохотал Громовник на своей колеснице, аж поджилки тряслись.

И сбегался хоровод, разбегался, отклонившись назад, запрокинув голову, — это ласточки быстро неслись по земле, черкая крыльями.

Седой ковыль, горкуя голубем [123] , набирался гульбы, устилал, шевелил, шел по полю дальше и дальше за покосы, за болото, за зарю.

И зарей ничего так не слышно, только слышно, только слышно, только слышно, только чутко:

— Нивка, отдай мою силу!

От четырех птиц — железных носов [124] , из-за темных каточин [125] вышла молодая медведица посмотреть на Бороду.

Купена-лупена [126] стращала медведицу тремя пальцами, ровно дите рогатой козой.

Вындрик-зверь [127] стремглав бежал за сине море.

И горел хоровод, пока солнце взошло.



Кикимора



На петушке ворот, крутя курносым носом, с ужимкою крещенской маски, затейливо Кикимора [128] уселась и чистит бережно свое копытце.

— Га! — прыснул тонкий голосок, — ха! ищи! а шапка вон на жерди… Хи-хи!..