Повести, очерки, публицистика (Том 3)   ::   Бажов Павел

Мы с Петькой орали на совесть и отвечали на все вопросы, как надо, а терпеливый Колюшка только пыхтел и посапывал. За это ему еще попало.

- Наказанье мое! Будешь ты мне отвечать? Будешь? будешь? Слышь, вон Егорко кричит - будет помнить, а ты будешь? А, будешь? Смотри у меня!

После расправы я сейчас же забрался на сеновал, где у меня была летняя постель.

Петька со своим старшим братом Гриньшей тоже спали летом на сеновале. Постройки близко сходились. У нас был проделан лаз, и мы по двум горбинам легко перебирались с одного сеновала на другой. На этот раз Петька перелез ко мне и зашептал:

- Гриньша тут. Спит он. Потише говори, как бы не услышал. Про Вершинки-то сказал?

- Нет. А ты?

- Тоже нет. Тебя чем?

- Голиком каким-то. Нисколь не больно. А тебя?

- Тятиным поясом. В ладонь он шириной-то. Шумит, а по телу не слышно. Гляди-ка у меня что! - И Петька сунул что-то к самому моему носу.

По острому запаху я сразу узнал, что это ржаной хлеб, но все-таки ощупал руками.

- Этот - большой-то - мне Афимша дала, а маленький - Таютка. Она с мамонькой в сенцах спит. Как я заревел, она пробудилась, соскочила с кошомки, подала мне этот кусок: "На-ка, Петенька!", а сама сейчас же плюхнулась и уснула. Мамонька рассмеялась: "Ах ты, потаковщица!" Ну, а я вырвался да деру. Под сараем Афимша мне и подала эту ломотину. Ишь, оцарапнула - это так точно!.. Еще, может, покормят. Не спят у нас. Ну, не покормят - мы этот, Таюткин-то, съедим, а большой тому оставим. Ладно?

Мне стало завидно. Ловко Петьке! У него четыре сестры.