JК
Повести, очерки, публицистика (Том 3) :: Бажов Павел
Страница: 265 из 436Не спит и хозяин "не последнего дома". Ворочается и шипит на жену:
- Выпустила язык при постороннем человеке. Ситцу ей московского подай! Дура несчастная!
- Да я...
- Молчи. Дрыхни!
Слышны тихие всхлипывания жены.
Мыльников выходит в сени. Потом возвращается, долго возится в темноте, закручивая папиросу.
Лезет в печь за угольком. Долго курит. Укладывается в постель и снова ворочается - заснуть не может
В СТОРОНЕ ОТ ДОРОГИ
Рано утром выехали.
Мыльников, растревоженный вчерашними разговорами и разбитый бессонной ночью, угрюмо молчит.
Буркнул только, усаживаясь в сани:
- Вози вот тут. За всех пьяниц ответчик! А очередь не моя .
Кирибаев тоже молчит. Расспрашивать ему теперь не о чем.
Там - по линии железной дороги и в городах - колчаковщина еще казалась живой.
Важно разгуливали на станциях щеголеватые люди. Матерно, с вывертами ругались, блевали и скандалили колчаковские каратели. Отчаянно копошился спекулянт.
Изредка мимо станций пробегала "американка".
Через широкие зеркальные окна вагонов можно было тогда видеть "новых хозяев" Сибири.
Неподвижными рачьими глазами глядели окаменелые в своей важности американцы и англичане. Загадочно улыбались японцы. Около хорошо выкрашенной и до последнего бесстыдства разодетой поездной мадамы хорохорился смешным золоченым петушком французский полковник. Хищно уставился какой-то накрахмаленный до пупа делец.
- Выпустила язык при постороннем человеке. Ситцу ей московского подай! Дура несчастная!
- Да я...
- Молчи. Дрыхни!
Слышны тихие всхлипывания жены.
Мыльников выходит в сени. Потом возвращается, долго возится в темноте, закручивая папиросу.
Лезет в печь за угольком. Долго курит. Укладывается в постель и снова ворочается - заснуть не может
В СТОРОНЕ ОТ ДОРОГИ
Рано утром выехали.
Мыльников, растревоженный вчерашними разговорами и разбитый бессонной ночью, угрюмо молчит.
Буркнул только, усаживаясь в сани:
- Вози вот тут. За всех пьяниц ответчик! А очередь не моя .
Кирибаев тоже молчит. Расспрашивать ему теперь не о чем.
Там - по линии железной дороги и в городах - колчаковщина еще казалась живой.
Важно разгуливали на станциях щеголеватые люди. Матерно, с вывертами ругались, блевали и скандалили колчаковские каратели. Отчаянно копошился спекулянт.
Изредка мимо станций пробегала "американка".
Через широкие зеркальные окна вагонов можно было тогда видеть "новых хозяев" Сибири.
Неподвижными рачьими глазами глядели окаменелые в своей важности американцы и англичане. Загадочно улыбались японцы. Около хорошо выкрашенной и до последнего бесстыдства разодетой поездной мадамы хорохорился смешным золоченым петушком французский полковник. Хищно уставился какой-то накрахмаленный до пупа делец.