Предания нашей улицы   ::   Махфуз Нагиб

Еще не проснувшись окончательно, различил он страдальческие всхлипывания Умеймы: «Ох, спина! Ох, живот!» Он сел на постели, стараясь разглядеть в темноте жену, потом сказал:

– Последние дни у тебя все время так: схватит, а потом отпускает. Зажги-ка свечку.

– Зажги сам,– ответила она со стоном,– на этот раз не отпустит.

Он встал, нащупывая свечу среди кухонной утвари. Зажег ее, укрепил на таблийе [7] и увидел, что Умейма сидит на своей подстилке, опершись на руки, и стонет. Голова ее была запрокинута, и дышала она с трудом. Встревоженный, он сказал:

– Тебе каждый раз так кажется, когда ты чувствуешь боль.

– Нет,– ответила она, сморщив лицо, – я уверена, что на этот раз серьезно.

Он помог ей пододвинуться поближе к стене, чтобы опереться о нее спиной, и сказал:

– Похоже, срок твой наступил. Потерпи, пока я схожу в Гамалийю, приведу повитуху.

– Иди и не беспокойся обо мне. Который сейчас час? Адхам высунул голову наружу, поднял глаза к небу:

– Заря уже близко. Не бойся, я быстро обернусь.

И скорым шагом направился в Гамалийю. Вернулся он еще до того, как рассвело, ведя за руку – чтобы не оступилась – старую повитуху. Подходя к хижине, они услышали разрывающий тишину крик Умеймы. Сердце Адхама затрепетало, он ускорил шаг, повитуха еле за ним поспевала. Войдя в хижину, она скинула свою малайю [8] и со смехом обратилась к Умейме:

– Вот радость-то! Потерпи немного, и станет тебе легко.

– Как ты? – спросил Адхам жену.

– Я, наверное, умру от боли, – ответила она, стеная. – Все тело мое разрывается, кости трещат. Не оставляй меня.

Но повитуха приказала Адхаму ожидать снаружи.