JК
Пути-перепутья :: Абрамов Федор Александрович
Страница: 310 из 326Когдатам, наверху, увидят: народ требует знаешь, как на это дело посмотрят…
– Не подпишусь, сказала Марфа и опять застучала топором.
– Это почему же?
– В дела мирские не мешаюсь.
– Как это не мешаюсь? По вере по твоей. Бог-то помогать велит ближнему. Так?
– Нет, нет, не подпишусь.
– Да почему? – начал уже горячиться Михаил.
– А потому. Не бумагой – молитвой мы помогаем.
– Молись! Кто тебе запрещает. А раз тебя просят по-человечески, делай. Не подпишусь… Ты не подпишешься, да я не подпишусь, да он не подпишется, а кто же подпишется? Человек ведь, черт вас подери, пропадает!
Тут Марфа так на него посмотрела – в обморок впору упасть: страсть это при ней чертыхнуться и лешакнуться! Грех великий. Но Михаила уже ничем нельзя было остановить. Слова из него полетели, как картошка из мешка, опрокинутого в погреб. А чего, в самом деле! Тяжело ей три буквы поставить? Да и вообще – не будь она у старух за командующего, разве зашел бы он к ней? На кой она ему сдалась? Неужели он не понимает, как там, в райкоме, посмотрят на эти три буквы? Ага, скажут, хорошенькая защита у Лукашина – пекашинский поп!
Нет, он зашел к Марфе только потому, что за нее старухи держатся. Всех старушонок в кулак зажала, и он был уверен, что подпишись Марфа под письмом подпишутся и старухи. Вот для чего нужна была ему Марфина подпись.
Он ругал, пушил, лопатил Марфу – не мог своротить.
– Не подпишусь, сказала Марфа и опять застучала топором.
– Это почему же?
– В дела мирские не мешаюсь.
– Как это не мешаюсь? По вере по твоей. Бог-то помогать велит ближнему. Так?
– Нет, нет, не подпишусь.
– Да почему? – начал уже горячиться Михаил.
– А потому. Не бумагой – молитвой мы помогаем.
– Молись! Кто тебе запрещает. А раз тебя просят по-человечески, делай. Не подпишусь… Ты не подпишешься, да я не подпишусь, да он не подпишется, а кто же подпишется? Человек ведь, черт вас подери, пропадает!
Тут Марфа так на него посмотрела – в обморок впору упасть: страсть это при ней чертыхнуться и лешакнуться! Грех великий. Но Михаила уже ничем нельзя было остановить. Слова из него полетели, как картошка из мешка, опрокинутого в погреб. А чего, в самом деле! Тяжело ей три буквы поставить? Да и вообще – не будь она у старух за командующего, разве зашел бы он к ней? На кой она ему сдалась? Неужели он не понимает, как там, в райкоме, посмотрят на эти три буквы? Ага, скажут, хорошенькая защита у Лукашина – пекашинский поп!
Нет, он зашел к Марфе только потому, что за нее старухи держатся. Всех старушонок в кулак зажала, и он был уверен, что подпишись Марфа под письмом подпишутся и старухи. Вот для чего нужна была ему Марфина подпись.
Он ругал, пушил, лопатил Марфу – не мог своротить.