Радость и страх   ::   Кэри Джойс

Ей кажется, что надвигается вселенское варварство и что она в этом повинна.

Уполномоченный по размещению эвакуированных майор Уэклин, старый сапер уже давно в отставке, три раза в неделю приезжает по вызову то одной, то другой стороны мирить враждующих. Это крохотный человечек, чьи огромные белые усы словно поглотили все соки, коим надлежало бы питать его щуплое тело и сухонькое, нервно подрагивающее лицо. Он так привык торопиться, что единственный его аллюр - легкая трусца. И он трусит в этом бедламе, чирикая: "Да, да, все в порядке, маленькое недоразумение. Да, вот видите, как все ладно утрясается. Молодцы, хвалю".

А Табите он поет на прощание: "Хорошо работаете, миссис Бонсер, просто на удивление. Народец вам достался трудный, из трущобного района. Но они утрясутся, утрясутся. Вы их не трогайте, пусть сами утрясаются".

Он хвалит Табиту, называет ее своей лучшей помощницей, а за глаза сетует, что вот эти-то старые дамы, мнящие себя патриотками, самые трудные. Чем строже их понятия о долге, тем больше с ними хлопот.

На станционных платформах с утра до ночи цыганский табор - все те же беженцы, обычно самые беспомощные, отставшие от своих партий, потому что противились всем попыткам разместить их по квартирам. Одни не желают жить в деревне, потому что там нет магазинов. Другие согласны ехать только все вместе, а это значит группой в двадцать человек. Одна женщина не хочет садиться в машину, другая не хочет пройти пешком двести ярдов, она, видите ли, привыкла, чтобы рядом был трамвай.