Рассказы разных лет   ::   Бабель Исаак

Селецкий прочистил горло бутылкой самого сливочного и распелся. Тут все было - Блоха Мусоргского, хохот Мефистофеля и ария помешавшегося мельника: "Не мельник я - я ворон"...

Босой Коростелев, перегнувшись, лежал на перильцах капитанского мостика. Голова его с прикрытыми веками поматывалась, рассеченное лицо было закинуто к небу, по нем блуждала неясная детская улыбка. Коростелев очнулся, когда мы замедлили ход.

- Алеша, - сказал он в рупор, - самый полный.

И мы врезались в пристань с полного хода. Доска, помятая нами в прошлый раз, разлетелась. Машину застопорили вовремя.

- Вот и довез, - сказал Лисей, оказавшийся рядом со мной, - а ты, друг, опасывался...

На берегу выстроились уже чапаевские тачанки. Радужные полосы темнели и остывали на берегу, только что оставленном водой. У самой пристани валялись зарядные ящики, брошенные в прежние приезды. На одном из ящиков в папахе и неподпоясанной рубахе сидел Макеев, командир сотни у Чапаева. Коростелев пошел к нему, расставив руки.

- Опять я, Костя, начудил, - сказал он с детской своей улыбкой, - все горючее извел...

Макеев боком сидел на ящике, клочья папахи свисали над безбровыми желтыми дугами глаз. Маузер с некрашеной ручкой лежал у него на коленях. Он выстрелил, не оборачиваясь, и промахнулся.

- Фу ты, ну ты, - пролепетал Коростелев, весь светясь, - вот ты и рассердился... - Он шире расставил худые руки. - Фу ты, ну ты...

Макеев вскочил, завертелся и выпустил из маузера все патроны. Выстрелы прозвучали торопливо.