Страница:
503 из 822
Телеги плыли бесконечно, и казалось, изойдет сердце мукой, не выдержать, не стерпеть сего зрелища. И то, что не было во сне никаких звуков, и то, что Петр тоже появился в тишине, так несвойственной его присутствию, и то, что он протягивал ему, Сильвестру Петровичу, «мамуру» – знаменитый палачев топор князя-кесаря, и то, что он, Иевлев, не мог взять мамуру, чтобы рубить головы, и пьяный Меншиков с безумными прозрачными глазами – который все куда-то шел, шепча и плача, – все это было так невыносимо, что Сильвестр Петрович проснулся совершенно разбитым и долго лежал неподвижно, перебирая в памяти те дикие дни. И опять, в сотый раз, с бешенством вспоминал безмятежное лицо Лефорта и бесконечные балы, которые он задавал в проклятые дни казней...
Было слышно, как в сенцах перед горницей Егорша тихо с кем-то разговаривает. Потом вдруг он с досадою выругался, тихонько отворил дверь.
– Чего там? – спросил Сильвестр Петрович, нарочно зевая.
– Я уж думал, занемог ты, господин Иевлев, – сказал Егорша, – таково жалостно во сне слова говорил...
– Натопили печи, что не вздохнуть! – сердито ответил Иевлев. – Чего слыхать-то?
– Многое слыхать. Нынешней ночью холопя боярского на Двине смертно порезали...
– За что?
– А, говорят, за дело.
– За какое за дело?
– По-разному болтают, Сильвестр Петрович! – уклончиво ответил Егорша. – Сами знаете, народ. С них спрос невелик.
|< Пред. 501 502 503 504 505 След. >|