Русская мечта   ::   Прашкевич Геннадий

 — Знаешь, как замужняя женщина жаловалась подруге? «Вот муж бьет, а за что? И стираю, и глажу, и готовлю». — «Ну, может, погуливаешь?» — спрашивает подружка. — «Ну, разве что за это».

Бритый жадно отхлебнул из принесенной барменом рюмки и вытер уголки наглых толстых губ белым платочком. Весь был наглый, весь себе на уме, как тот ушедший от бабушки и от дедушки колобок.

— Что за цифры на руке?

— Телефонный номер.

— Из трех цифр? — не поверил бритый.

— Помада, наверное, нестойкая, — хмыкнул Семин, с некоторым сожалением глянув на цифры. — Смыло.

— А зачем помадой писать?

— Карандаша под рукой не оказалось.

— У нас бы попросили.

— Да вы, кроме гондонов, ничего с собой не носите.

— И то верно, — засмеялся бритый. — Смысл жизни в экспансии. Как юрист говорю, — зачем-то подтвердил он. — Гондон в кармане — дело нужное. Рождается живое существо, с ним рождается смысл жизни. Понимаешь, зачем гондон? Появился на свет — сучи ножками, требуй жратвы, не стесняйся, стремись к воспроизводству. Жизнь покажет, что к чему. Вот и надо пресекать излишне наглых.

Все же на профессионального игрока бритый не походил, а спрашивать о тех двоих в люксе Семину не хотелось. Маленькими глотками потреблял коньяк, молча смотрел, как бритый вытащил из кармана сотовый. Интересно, кому это он? Другу? Жене? Любовнице? Правда, и у Семина в кармане затренькал сотовый.

— Да? — изумленно уставился на бритого: — Это ты звонишь?

— А то!

И протянул руку:

— Золотаревский. Элим.