JК
Семь дней творения :: Максимов Владимир Емельянович
Страница: 456 из 537Дойдя до самого дома, Петр Васильевич так и не увидел ни одного знакомого или спокойного лица: "Растет город, не уследишь!"
В щели между замочной скважиной и косяком двери торчал уголок конверта. У Петра Васильевича терпко засосало под ложечкой. Он долго не мог попасть ключом в скважину, а когда, наконец, войдя, зажег свет, то облегченно вздохнул: "Ответил-таки".
Товарищ его по смутным временам на Сызрано-Вяземской дороге, дружески упрекая Петра Васильевича за долгое молчание, сообщал ему, что меры в известном направлении уже приняты, что события развиваются благоприятно и что вскоре следует ожидать удовлетворительного для них обоих ответа.
"Есть же люди!" - подумал он. Утерянное было им в разговоре с Гупаком душевное равновесие вернулось к нему и он, снова усаживаясь у окна, тихо и умиротворенно задремал.
И снилось ему, будто идет он нескончаемыми узкими коридорами, а за ним - одна за одной - гулко захлопываются многочисленные двери. Коридоры уводят Петра Васильевича все дальше и дальше, и жуть безлюдной тишины сопровождает каждый его шаг. Внезапно из-за очередного поворота навстречу ему выходит отец Георгий и, вместо приветствия, с соболезнующим укором молвит:
- У меня нельзя отнять того, что во мне и со мной. Вам труднее - вы атеист. Вы идете против своей природы.
И - надо же такому случиться! - Петру Васильевичу нечем возразить больничному своему знакомому. Никогда не испытанное им ранее смятение горькой спазмой перехватывает ему горло.
Пробуждаясь, Петр Васильевич насмешливо посожалел про себя: "Сны и те с панталыку сбились. Стареешь, Лашков, стареешь, давным-давно на слом пора".
В щели между замочной скважиной и косяком двери торчал уголок конверта. У Петра Васильевича терпко засосало под ложечкой. Он долго не мог попасть ключом в скважину, а когда, наконец, войдя, зажег свет, то облегченно вздохнул: "Ответил-таки".
Товарищ его по смутным временам на Сызрано-Вяземской дороге, дружески упрекая Петра Васильевича за долгое молчание, сообщал ему, что меры в известном направлении уже приняты, что события развиваются благоприятно и что вскоре следует ожидать удовлетворительного для них обоих ответа.
"Есть же люди!" - подумал он. Утерянное было им в разговоре с Гупаком душевное равновесие вернулось к нему и он, снова усаживаясь у окна, тихо и умиротворенно задремал.
И снилось ему, будто идет он нескончаемыми узкими коридорами, а за ним - одна за одной - гулко захлопываются многочисленные двери. Коридоры уводят Петра Васильевича все дальше и дальше, и жуть безлюдной тишины сопровождает каждый его шаг. Внезапно из-за очередного поворота навстречу ему выходит отец Георгий и, вместо приветствия, с соболезнующим укором молвит:
- У меня нельзя отнять того, что во мне и со мной. Вам труднее - вы атеист. Вы идете против своей природы.
И - надо же такому случиться! - Петру Васильевичу нечем возразить больничному своему знакомому. Никогда не испытанное им ранее смятение горькой спазмой перехватывает ему горло.
Пробуждаясь, Петр Васильевич насмешливо посожалел про себя: "Сны и те с панталыку сбились. Стареешь, Лашков, стареешь, давным-давно на слом пора".