Семь дней творения   ::   Максимов Владимир Емельянович

При такой рузрухе, какая царила на дороге, сторожка могла оказаться пустой и разваленной. В таком случае песенка его будет спета: на обратный путь ребят уже не хватило бы.

- Давай помаленьку! - пробился к ним словно пропущенный сквозь ватную подушку голос Вени. - Тяни сюда... Сюда... Я тут... Давай... Давай... Сюда...

И лишь только Петр Васильевич ощутил под собой твердую опору жилого пола, память его рухнула в провал жаркого забытья. Среди множества лиц и голосов, круживших в воображении Петра Васильевича в последующие дни, в памяти его отложилось одно лицо и запечатлелся один голос. Когда, после трех недель перемежавшегося короткими просветлениями бреда, он впервые по-настоящему пришел в себя, оно - это лицо - склонилось над ним, и знакомый теперь голос облегченно произнес:

- Чайку выпьешь?

В свете неяркого зимнего утра облик женщины, вставшей у его изголовья, выглядел расплыв-чатым и усталым. На вид ей можно было дать лет тридцать с небольшим, но убористая гибкая фигура ее с крепко-девичьей трепетной грудью говорила о том, что она гораздо моложе.

- Давно я у тебя? - спросил он.

- Месяц скоро будет.

- Надоел, видно?

- Надоел. Да куда ж тебя девать такого хворого.

- Теперь подымусь.

- Лежи, ветром сдует.

- Одна живешь?

- А где же взять мужика-то? Все по миру разбежались свою правду доказывать. Аники-воины беспортошные!

- Куда они денутся?!

- Толк-то какой от них будет? Одно - митинговать умеют. А с мужским своим делом им только на двор ходить.

- Строга ты, девка.