Семь дней творения   ::   Максимов Владимир Емельянович

Нет, вы не представляете!

По ту сторону платформы, натужно пыхтя, выплыл паровоз, за которым потянулись красные пульманы, с люками, наспех забранными колючей проволокой. Через ее щетинистые ячейки проглядывались лица, множество детских лиц. Ребята с восторженным благоговением рассматривали возникшего перед ними зверя:

- Больной, наверно.

- Спит он, жарко.

- В Африке не жарко, да?

- В Африке он бы под деревом лег, в тень.

- Голодный он, видишь какой худой!

- А у льва - тоже пайка?

- Конечно! По барану в день!

- И пряников тоже. Пуд.

- Пуд! Львам лафа.

- Льву больше всех надо. Знаешь, какой он прожорливый? Сколько ни дай, все съест.

- Царь зверей.

Двое у платформы молча растерянно обернулись в сторону пульмана. Крохотные глазки толстяка мгновенно округлились и потемнели, безвольный подбородок мелко-мелко задрожал, плотно сбитая фигура его обмякла и ссутулилась. Вцепившись в рукав приятеля, он жалобно прошептал:

- Что же это, Артур Поликарпыч?

- Дети. - Тот, отворачиваясь, прятал от него глаза. - Наверное, эвакуированные.

- Да, но почему проволока? - не унимался толстяк. - Ведь это дети, Артур Поликарпыч!

Подоспевший в этот момент Лесков, мгновенно оценив обстановку, самодовольно подмигнул Петру Васильевичу:

- Эрвээн, на восток переправляют.

Толстяк живо обернулся к нему:

- Что? Что это такое, эрвээн?

- Родственники врагов народа. - Лесков пренебрежительно хохотнул.