Семь дней творения   ::   Максимов Владимир Емельянович

Обонялось в нем- в этом запахе что-то такое, отчего, как и всех, наверное, входящих сюда, Петра Васильевича сразу же пронизало ощущение тихой беды, тягостного ожидания, безысходности.

Ветхий старичок виновато улыбался навстречу гостю, и в этой его светящейся виноватости без труда читался ответ всем посетительским недоумениям: "Вижу, все вижу, и страх и смятение твое. И запахом этим сам век дышу. Но что же я могу поделать? Могу разве лишь попросить прощения вот этой своей улыбкой. Так что не обессудьте и присаживайтесь".

- Садитесь... Э-э... Садитесь... Будем разговаривать... Э-э... С вашего... э-э... позволения... Профессор Жолтовский. - Старичок был и в самом деле дряхл, и "экал" явно по возрастной слабости, а не от профессорского небрежения собеседником. - Как вы... э-э... понимаете... э-э... Дела вашего брата... э-э... неприятны... Мы сделали все, что... э-э... было в наших... э-э... возмож-ностях... Но,- он полуразвел немощные ручки в стороны, развести их шире у него не хватило сил. - Андрей., э-э.. Васильевич... э-э... не поправляется.

Здесь Жолтовский совсем обессилел и умолк, тяжело дыша. Дряблые щеки его студенисто подрагивали, кроличьи глаза увлажнились. "Да,- отметил про себя Петр Васильевич,- лет за восемьдесят, не меньше! Это, брат, не одно поле перейти".

Тот еще несколько раз прерывался, чтобы отдышаться, прежде чем закончил свою речь.