JК
Шмелиный мед :: Торгни Линдгрен
Страница: 105 из 131 — Кто соорудил устройство?
Сын, разумеется!
Никто в этих краях, кроме сына, не сумел бы сделать что-нибудь подобное, такое замечательное изобретение, — никто, кроме сына с его жилистыми руками и незамутненными мыслями!
И как раз сейчас ему вспомнилось родимое пятно: на правом плече у него, сына, было родимое пятно в виде бабочки; когда он напрягал мышцы, бабочка начинала летать.
— А цепь была с лесосплава, — сказал Хадар.
И замолчал.
— И? — произнесла она. — И?
Но больше он в данный момент ничего не помнил, он всплыл на поверхность целиком использованного им времени и больше ничего не помнит.
Таким он стал. Бывало, он сам говорил:
— Таким я стал.
Иногда он показывал на что-нибудь пальцами, которые был уже не в состоянии разогнуть, и спрашивал:
— Что это?
Это специальное устройство, которое ты прибил к стене, — отвечала она.
На стене возле окна в кухне Улофа булавкой была пришпилена фотография из газеты, побуревшая от старости; разобрать, что на ней изображено, было невозможно.
Когда Катарина однажды случайно остановилась перед ней, Улоф сказал:
Не смей его снимать!
Кого? — не поняла она.
Снимок из газеты, — пояснил Улоф. Он должен висеть там.
— Не буду, — сказала она. — Никакой это больше не снимок.
— Краше снимков не бывает, — возразил он. Его Минна вырезала и повесила. Из «Норра Вестерботтен».
Что на нем изображено? — спросила она.
На нем изображено лето пятьдесят девятого, — ответил он, — весна пятьдесят девятого.
Так вот.
Сын, разумеется!
Никто в этих краях, кроме сына, не сумел бы сделать что-нибудь подобное, такое замечательное изобретение, — никто, кроме сына с его жилистыми руками и незамутненными мыслями!
И как раз сейчас ему вспомнилось родимое пятно: на правом плече у него, сына, было родимое пятно в виде бабочки; когда он напрягал мышцы, бабочка начинала летать.
— А цепь была с лесосплава, — сказал Хадар.
И замолчал.
— И? — произнесла она. — И?
Но больше он в данный момент ничего не помнил, он всплыл на поверхность целиком использованного им времени и больше ничего не помнит.
Таким он стал. Бывало, он сам говорил:
— Таким я стал.
Иногда он показывал на что-нибудь пальцами, которые был уже не в состоянии разогнуть, и спрашивал:
— Что это?
Это специальное устройство, которое ты прибил к стене, — отвечала она.
На стене возле окна в кухне Улофа булавкой была пришпилена фотография из газеты, побуревшая от старости; разобрать, что на ней изображено, было невозможно.
Когда Катарина однажды случайно остановилась перед ней, Улоф сказал:
Не смей его снимать!
Кого? — не поняла она.
Снимок из газеты, — пояснил Улоф. Он должен висеть там.
— Не буду, — сказала она. — Никакой это больше не снимок.
— Краше снимков не бывает, — возразил он. Его Минна вырезала и повесила. Из «Норра Вестерботтен».
Что на нем изображено? — спросила она.
На нем изображено лето пятьдесят девятого, — ответил он, — весна пятьдесят девятого.
Так вот.