Варяги и ворюги   ::   Дубов Юлий

Странное, неоднократно испытанное в Самаре чувство совершенной защищенности заполнило его до краев, прилетело с этим чувством какое-то забытое ощущение из детства, ни с чем явно не связанное… колени матери, потом ее руки, тепло ее груди, и вот его уже уносят, а он продолжает всхлипывать, но по инерции, машинально, потому что все страшное уже прошло, и его снова любят, и ничего страшного больше уже никогда не будет…

Он лениво и невесомо парил в удивительно податливой, теплой и влажной среде, сравниваясь с нею по плотности вплоть до полной потери ориентации, и цветные воздушные шары, лениво возникающие под плотно сжатыми веками одновременно со сладкой судорогой, только усиливали фантастическое и даже пугающее немного ощущение растворенности, и показалось ему в какой-то выпавший из вневременного окружения момент, что в этом растворении, лишающем собственного тела и своего "я", и есть то, что называют вечной жизнью, высшее счастье и высший смысл.

— Погоди-ка, — сказала Анка, чуть задыхаясь, — дай одеялку подыму, а то замерзнешь. — И перегнулась через Адриана, шаря по полу, и коричневый оконечник ее груди медленно прополз по его лицу, и он остановил его губами, улетая еще дальше, в ту окраину детства, которую никто не помнит, и она замерла, забыв про одеяло и уткнувшись в подушку рядом с его головой.

Она была бесконечной, эта полярная ночь. На Севере ночи длятся долго, несколько месяцев.