Шутка Приапа, или Обречение смолоду   ::   Широков Виктор Александрович

�ые письменные ручки 84-й пробы до сих пор живы в его московской квартире, даже Марианна Петровна при отъезде в США не посягнула на его наследство, только Злата выпросила на память одну гладкую вставочку стиля "модерн"), старые ноты, в том числе и песенки Вертинского; фотоальбомы с бронзовыми и серебряными застежками и роскошные книжные издания фирм Вольфа и Девриена; цветные французские и немецкие литографии; "венская" бронза; пачки "царских" ассигнаций, которые он раздаривал в детстве чуть ли не килограммами (любили его прадеды иметь под рукой наличные, как и он, грешный, любит, только вот много Бог не дал); коллекция вееров (страусовые перья, кружева, ткань, цветная в рисунках бумага, слоновая кость, черепаховые пластинки, наконец, первая пластмасса начала века, которая была даже дороже, чем кость); сюжетные картинки и кошельки, расшитые бисером (все-все передал он дочери Злате); серебряные подсвечники, таковые же портсигары и женские табакерки с золотыми монограммами, несколько вещиц работы прославленного Фаберже (один серебряный гном с пробой, сидящий на нефритовой скале, у него тоже уцелел доныне, став его настольным талисманом); коллекция стеклянных и фарфоровых пасхальных яиц и такая же - из различных минералов Российской империи; сломанные граммофоны и пластинки к ним; старые фотоаппараты; множество живописных холстов в старинном багете и старые гравюры, в том числе и работы Зубова и Пиранези; всего сразу не вспомнить, одним словом, это был не чердак, а музей. Впрочем, бабка не очень-то любила туда запускать и самого любимого внука, которым являлся Гордин, остальной же родне вход туда был строго заказан.

Как сохранилось это богатство? Видимо, в основном из-за испуга, что при любом движении, распродаже их семью снова арестуют и уже не выпустят; "мягкие" двадцатые годы миновали давно, тогда можно было, потеряв имение и особняк, одновременно сменить документы на более благонадежные, можно было затеряться в толпе новых горожан, бежавших от сталинской коллективизации.

По-настоящему богат был, конечно, первый муж бабки, Романов, по слухам, внебрачный сын одного из великих князей. Второй муж, Устинов, граф, в тридцатые годы стал плотником, освоив это библейское рукомесло до тонкостей. Оборудованную им мастерскую присвоил себе муж младшей сестры Володиной матери и пропил её за несколько лет. Богатая была мастерская, неисчислимое количество инструментов, включая токарный и другие станки.