Списанные   ::   Быков Дмитрий Львович

Это примут как данность, как идеальный предлог, ибо смысл выхолостился давно, искать его не следовало, — остался чистый ритуал стука, сажания, истребления, карьерного роста, надувания гондонов, размножения, разложения… Главное было —не заговаривать о смысле, это было единственное, что не прощалось.

— Я вас могу свести с Мутновым, — кивнул он.

— Когда? — деловито спросил Панкратов. — Завтра я занят, есть у меня еще одна задумка…

Он помнил, что надо продавать себя подороже, все-таки занят, кому-то нужен…

— Я думаю, через месяц, — сказал Свиридов. — Вы пока схему продумайте.

— Боитесь? — по-своему истолковал Панкратов его уклончивость. — Думаете, я порченый теперь, да? Так и вы порченый, и они вас там держат. Вы что, написать на меня хотите?

— Я никогда ни на кого не пишу.

— А хоть и пишите! — Панкратов от дружелюбия мгновенно перешел к агрессии, и только теперь стало видно, как он уязвлен внезапным падением: ведь в шаге был от шоколада, в шаге, а теперь унижается вот перед кем. — Пишите все, у меня человек сидит и пишет весь этот разговор!

Он ткнул большим пальцем себе за спину. Угрюмый юноша с челкой, спадавшей на лоб и прикрывавшей, видимо, алые бутоны созревания, поглядывал на них и время от времени что-то нажимал на мобильнике. Может, блефуют, а может, и пишет. Есть пишущие мобильники.

— Очень предусмотрительно, — сказал Свиридов.

— А приходится, — широко улыбнулся Панкратов, снова мгновенно переключая регистр. Видимо, это стремительное переключение входило в набор обязательных умений местного, своего, родненького.

— У меня только один вопрос к вам, Максим, — сказал Свиридов.