JК
Степан Разин. Книга первая :: Злобин Степан
Страница: 38 из 700 — А кто вздумает в войсковой набат колотить самочинством, тот государю ослушник; в цепи того да в Москву пошлем на расправу… Пиши, письменный, — внятно продиктовал Корнила: — «Войско Донское идти на ляхов войною не может и никому донским не велит, а какой казак собою пойдет, и в то и Войско его величеству не повинно». На том помиритесь, все атаманы, и тайному кругу конец.
Корнила вдруг повернулся в сторону запорожцев и ласково поклонился.
— А вас, дорогие гости, прошу хлеба-соли кушать в моем дому. За чаркой лучше прикинем, чем может Дон пособить Запорожью да как государю в письме писать о вашей войне с королем.
Разя побагровел он напряжения, силясь разгадать, в чем же на этот раз хитрость Корнилы. И вдруг жар стыда окатил его с головы до ног при мысли, что хитрости-то тут и нет никакой — Корнила сказал то, что думал.
Разя первым вскочил с места. Он позабыл старость, и давние раны, и соловецкое богомолье. Желчь закипела в нем. Он не мог простить себе доверчивости, которая была у него к атаману. Теперь только понял он, как далеко зашла близость Корнилы с Москвой: старинная казачья воля оказалась повязанной по рукам и ногам боярской веревкой.
— Тьфу ты, кум! Не кум, а собака поганый! — воскликнул он. — Охвостье боярское, чертов ты сын! — Разя плюнул Корниле под ноги. — Бога и совесть забыло старшинство донское… Я полк собираю. Гайда со мной, Боба! Едем со мной, запорожцы!
И Тимофей, не глядя на атамана, шагнул за порог. «Ах, старый дурак я, старый дурак! — бранил он себя.
Корнила вдруг повернулся в сторону запорожцев и ласково поклонился.
— А вас, дорогие гости, прошу хлеба-соли кушать в моем дому. За чаркой лучше прикинем, чем может Дон пособить Запорожью да как государю в письме писать о вашей войне с королем.
Разя побагровел он напряжения, силясь разгадать, в чем же на этот раз хитрость Корнилы. И вдруг жар стыда окатил его с головы до ног при мысли, что хитрости-то тут и нет никакой — Корнила сказал то, что думал.
Разя первым вскочил с места. Он позабыл старость, и давние раны, и соловецкое богомолье. Желчь закипела в нем. Он не мог простить себе доверчивости, которая была у него к атаману. Теперь только понял он, как далеко зашла близость Корнилы с Москвой: старинная казачья воля оказалась повязанной по рукам и ногам боярской веревкой.
— Тьфу ты, кум! Не кум, а собака поганый! — воскликнул он. — Охвостье боярское, чертов ты сын! — Разя плюнул Корниле под ноги. — Бога и совесть забыло старшинство донское… Я полк собираю. Гайда со мной, Боба! Едем со мной, запорожцы!
И Тимофей, не глядя на атамана, шагнул за порог. «Ах, старый дурак я, старый дурак! — бранил он себя.