Степан Сергеич   ::   Азольский Анатолий

Подал и заявление, Виталий подписал его, полагая, что заявление легкий шантаж, нередкий на заводе, когда угрозою ухода заставляют Труфанова повысить оклад. На Чернова это похоже — он, по классификации Шелагина, стихийный диалектик. Начисто лишен сомнений. Живет как бы в двух мирах. На заводе способен на все ради плана, ради насущного месяца. В другом мире, за проходной, — честнейший человек, ни копейки не возьмет у государства.

Однако ровно через две недели Яков Иванович доложил, сильно смущаясь, что дела у Чернова он принял.

Виталий всполошился:

— Ефим, опомнись! Что с тобой?

— Да ничего… — тянул неопределенно Чернов. — Нашел приличное местечко, не век же сидеть здесь…

Выпили по стопке спирта, помолчали. Потом Чернов стремительно поднялся и вышел — не подав на прощание руки, не проговорив прощальных слов. Он был уже вне завода, вне цеховых делишек, и не добрый друг Виталий сидел за столом, а пронырливый начальник цеха. А проныра есть проныра.

Он открыл и закрыл дверь, он ушел в другой мир, и мир этот дохнул вдруг на Виталия. Накатили старые ощущения — того времени, когда Виталий рыскал по Москве в поисках работы… И так остро было то ощущение, так сладко, что, боясь утратить его, он замер, притаился, он радовался, и когда ощущение прошло, вздохнул и как о давно решенном подумал, что и ему пора расстаться с Труфановым.

Давно уже сидела в нем эта мысль.