Тень Ирода (Идеалисты и реалисты)   ::   Мордовцев Даниил Лукич

У него отнял.

Опять хохот. Молодежи и этого довольно: ее на все хватит, — и на доброе, и на злое.

— А царя видал?

— Видал, и с ним за море езжал: немецкую водку пивал, по-россейски пьян бывал.

И это смешно тому, кому смеяться хочется.

— Калики перехожие! Калики перехожие! — кричат задние.

По площади идут слепцы с поводырем. Это они, те, которые пели в Киеве у ворот лавры, когда оттуда выходил царевич Алексей Петрович.

Калики не стареются, не во что стареться. Только маленький поводырь вырос с большого парня.

— Это саратовские калики, из Саратова, — кричат ребятишки.

Голос младшего калики, Бурсака, басит на это:

Мы из Саратова,

Из богатова,

Из Саранскова

Побиранскова,

А пачпорт у нас из града Ерусалима —

Бежали мы на волю от злова господина.

Отпустил нас другой господин —

Бог вышний един.

Мы корочку грызем —

Волюшку блюдем;

Пусты шты хлебаем —

Податей не знаем.

И вслед за тем калики затянули хором что-то строгое, мрачное, безнадежное. Шумливая молодежь затихла. И старые, и малые прислушивались к этому народному гимну, бесконечно-тоскливому, зловещему, беспросветному, как самая жизнь, которая их окутывала...

Внушительно звучал голос Захара Захребетника, покрывая голоса товарищей:

Уже жизнь сия окончивается

И день судный приближается.