JК
Толстая тетрадь (журнальный вариант) :: Кристоф Агота
Страница: 69 из 116Люди стоят возле своих домов; все смотрят в сторону железнодорожной станции. По улице бегут дети и взволнованно кричат:
— Ведут! Ведут!
Из— за угла показывается армейский джип с иностранными офицерами. Он медленно едет по улице, а за ним идут солдаты с ружьями, которые висят у них поперек живота. За ними движется как бы стадо -только это стадо состоит из людей. Идут дети, такие, как мы. Женщины, как наша мама. Старики, как сапожник.
Здесь их две или три сотни, они бредут по улице, а по сторонам идут солдаты. Некоторые женщины несут маленьких детей за спиной, на плече или прижимают их к груди. Одна женщина падает; ее соседи протягивают руки, подхватывают ее и ребенка и несут обоих, потому что солдаты уже навели на них ружья.
Никто ничего не говорит, никто не плачет; все смотрят только под ноги. Все, что слышно, — это только стук кованых сапог солдат.
Прямо перед нами из толпы протягивается худая, грязная рука:
— Хлеб…
Экономка улыбается и делает вид, будто хочет положить в протянутую руку свой кусок хлеба; она подносит его к грязной ладони и, хохоча, отдергивает и откусывает сама, говоря:
— Самим есть нечего!
Солдат, который видел это, сильно шлепает экономку по заду; он щиплет ее за щеку, а она машет ему платочком, пока колонна не скрывается за облаком пыли в стороне заходящего солнца.
Мы возвращаемся в дом.
— Ведут! Ведут!
Из— за угла показывается армейский джип с иностранными офицерами. Он медленно едет по улице, а за ним идут солдаты с ружьями, которые висят у них поперек живота. За ними движется как бы стадо -только это стадо состоит из людей. Идут дети, такие, как мы. Женщины, как наша мама. Старики, как сапожник.
Здесь их две или три сотни, они бредут по улице, а по сторонам идут солдаты. Некоторые женщины несут маленьких детей за спиной, на плече или прижимают их к груди. Одна женщина падает; ее соседи протягивают руки, подхватывают ее и ребенка и несут обоих, потому что солдаты уже навели на них ружья.
Никто ничего не говорит, никто не плачет; все смотрят только под ноги. Все, что слышно, — это только стук кованых сапог солдат.
Прямо перед нами из толпы протягивается худая, грязная рука:
— Хлеб…
Экономка улыбается и делает вид, будто хочет положить в протянутую руку свой кусок хлеба; она подносит его к грязной ладони и, хохоча, отдергивает и откусывает сама, говоря:
— Самим есть нечего!
Солдат, который видел это, сильно шлепает экономку по заду; он щиплет ее за щеку, а она машет ему платочком, пока колонна не скрывается за облаком пыли в стороне заходящего солнца.
Мы возвращаемся в дом.