JК
Торжество метафизики :: Лимонов Эдуард
Страница: 43 из 226С администрацией ссориться не собираюсь, добавил я.
– Давай посмотрим твой баул, – сказал он.
Вот это мне уже совсем не понравилось. Зэк у зэка не должен осматривать вещи. Наши жалкие пожитки должны шмонать люди в хаки. Только люди в хаки. Но я расстегнул мою клеенчатую сумку на молнии, у всех зэков были такие, и стал выкладывать вещи. Среди прочих книги: недавно изданная «Книга воды» и книга Фоменко «Империя», письменные принадлежности, несколько чистых тетрадей и черная толстая тетрадь. Записи. Я вел их еще в Саратовской центральной тюрьме. В эту тетрадь он и вцепился. Стал читать. С конца. Там, где были записи о карантине. Он сидел и изучал. Несколько его приближенных, стоя в разных углах комнаты, наблюдали за ним. И за мной.
На самом деле ничего для себя он там вычитать не мог. Это были очень осторожные, стропроцентно нейтральные записи о лагере. Я, в конце концов, мыкался по тюрьмам уже третий год и знал, что нельзя давать характеристики, нельзя записывать то, что тебе рассказали под секретом и без другие зэка.
– А где же продолжение? – спросил он, закрыл тетрадь и передал ее мне.
– Пока нет впечатлений.
– Обо мне ничего не пиши, – сказал он.
– Не собираюсь.
– Пойдешь в шестьдесят первую бригаду. Прокоп, покажи ему шконку!
– Куда его? – спросил Прокоп.
– Рядом с собой положишь, а Рыбалко в малую спалку.
– Бери матрас, – сказал названный Прокопом широколицый, коренастый зэк.
– Давай посмотрим твой баул, – сказал он.
Вот это мне уже совсем не понравилось. Зэк у зэка не должен осматривать вещи. Наши жалкие пожитки должны шмонать люди в хаки. Только люди в хаки. Но я расстегнул мою клеенчатую сумку на молнии, у всех зэков были такие, и стал выкладывать вещи. Среди прочих книги: недавно изданная «Книга воды» и книга Фоменко «Империя», письменные принадлежности, несколько чистых тетрадей и черная толстая тетрадь. Записи. Я вел их еще в Саратовской центральной тюрьме. В эту тетрадь он и вцепился. Стал читать. С конца. Там, где были записи о карантине. Он сидел и изучал. Несколько его приближенных, стоя в разных углах комнаты, наблюдали за ним. И за мной.
На самом деле ничего для себя он там вычитать не мог. Это были очень осторожные, стропроцентно нейтральные записи о лагере. Я, в конце концов, мыкался по тюрьмам уже третий год и знал, что нельзя давать характеристики, нельзя записывать то, что тебе рассказали под секретом и без другие зэка.
– А где же продолжение? – спросил он, закрыл тетрадь и передал ее мне.
– Пока нет впечатлений.
– Обо мне ничего не пиши, – сказал он.
– Не собираюсь.
– Пойдешь в шестьдесят первую бригаду. Прокоп, покажи ему шконку!
– Куда его? – спросил Прокоп.
– Рядом с собой положишь, а Рыбалко в малую спалку.
– Бери матрас, – сказал названный Прокопом широколицый, коренастый зэк.