Товарищи по оружию   ::   Симонов Константин Михайлович

– Мы с тобой такие старые знакомые, – сказал Артемьев, выходя из-за стола, – что ты мне уже ничего нового не скажешь, да и я тебе не скажу. – И он, улыбаясь, в упор посмотрел на Надю.

Надя встретила его взгляд испуганно остановившимися глазами. Она не понимала, что происходит. Она не понимала того, что он сам только сейчас понял до конца. А он понял одну очень горестную, но очень важную вещь: войдя сегодня сначала в эту квартиру, а потом в эту комнату, услышав сначала Надин громкий, рассчитанный на чьи-то уши голос: «Здравствуй, Павлик, дай я тебя поцелую в щеку», а потом, увидев человека, для которого это говорилось, – он, словно у него в душе вдруг с маху что-то перерубили, перестал быть зависим от этой женщины, от ее души и тела.

В его сердце осталось все, что угодно: воспоминания, горечь, досада на нее и на самого себя, – но любви не осталось, и именно потому, что эта находившаяся при смерти любовь была наконец похоронена, у него родилось то веселившее его спокойствие, которое позволило ему вынести весь этот обед.

Не выдержав его взгляда, Надя отвела глаза.

Козырев не заметил этой молчаливой сцены. Он был слишком расстроен, что ему надо так рано уходить.

– Я тоже пойду, Надежда Алексеевна, – сказал он, поднимаясь и все еще надеясь, что она, вопреки уговору, удержит его.

Но Надя только огорченно развела руками.

Они все втроем вышли в прихожую – расстроенный Козырев, громко скрипевший новыми сапогами Артемьев и примолкшая Надя.