Волшебные узоры   ::   Лаврова Ольга

– Эй-эй! Из-ви-ните! – он прыгнул и отобрал письмо, сочтя, что Пал Палыч недоглядел за допраши­ваемым.

– Саша, я разрешил, – сказал Пал Палыч.

– Уничтожение вещественных доказательств на обыс­ке? Ты, случаем, не переутомился?

Знаменский встал, притворил дверь.

– Это письмо матери Афони к его отцу.

– Он?! Отец Афони Никишина?

– Тише. Отец. Ну, подумай, каково будет парню? Для него это отрава. Для обоих отрава. И вообще, кому нужно знать? Адвокату, если захочет выжать слезу? Или обвини­телю для пафоса. «Глубокое моральное падение подсуди­мого, не пощадившего собственного…»

Михеев переводил с Томина на Знаменского глаза умирающей собаки и по-нищенски держал на весу ла­донь, прося письмо. Рука казалась дряхлой, как весь он сейчас, но это она двенадцать дней назад бестрепетно всадила нож в спину Серова. Легко представить, каким он был жестоким паханом в местах отдаленных, как повелевал жизнью и смертью заключенных, душил ос­татки достоинства и человечности. Он преподнес бы Никишиным свое прошлое живописно и значительно – умел красно говорить, умел подавать зло в обли­чье силы и свободы. Серов – успей он сделать это пер­вым – рассказал бы все, низменно и страшно, с гад­кими подробностями. И уже не отмылся бы Михеев от грязи перед ребятами, перед Афоней. Не обрел бы сына. Вот что решило судьбу Серова А. В., тридцати четырех лет от роду.

Томин повертел в пальцах клочки, сложил часть тек­ста. «Пусть никогда не узнает… Прощай, не пиши…»

– Я не совсем понимаю.