У   ::   Иванов Всеволод

Он посуетился малость около ванны, нагружая единственную в мире бесчисленность карма-нов (даже рот его походил чем-то на карман, особенно после того, как исчезли его сконсовые усы), и потащил меня вверх к Жаворонкову знакомой, суетной лестницей.

- И противно идти, а нужно. Шестьсот двадцать экземпляров рабсилы за ним - и костюм-чик. Шестьсот двадцать - это создание нового Жаворонкова, костюмчик же - его прошлое, о прошлом всегда трудно говорить, сколь бы ни были вы всеведущи. Берете, Егор Егорыч, обязан-ность насчет костюмчика?

- А какую мне ему цену давать?

- По вашему усмотрению, Егор Егорыч. Давайте половину против запроса. К цене поддевоч-ки, которую я ему замыл, прибавлю... Дешево замыл, черт бы его драл!

Я хотел высказать ему свои подозрения касательно единства поддевки и заграничного костю-ма, но, подумав, что соображения мои, пожалуй, он рассмотрит вроде трусости, кроме того, какой же это торг без всеобъемлющего ощупывания продаваемого,- одним словом, я промолчал. Жаворонков встретил нас без смущения, а даже весело. Он сидел в углу, украшенном антирелиги-озными плакатами, важный, как если б почтовый ящик внезапно превратился в запрестольный образ. Резвая его баба с двумя синяками и подбитой губой весь разговор наш сидела молча, посматривая на супруга с диким почтением. Опрятные старушонки вязали чулки.

- Итак, вначале помиримся,- сказал Черпанов, усаживаясь, было, верхом на табурет, но, тотчас же вскочив, он передал табурет какой-то старушке, взяв из-под нее венский стул.