У   ::   Иванов Всеволод

Я почувствовал, что по моему лицу скользнули сапоги доктора, я, вернее, угадал их по запаху сливочного масла, я понял, что это сапоги доктора, в то время как ботинки Ларвина заегозились передо мной, уже в полном отчаянии, совершенно безо всякой системы, мало, видимо, стремясь войти в соприкосновение не только с моим лицом, но с чьим бы то ни было вообще. Меня удивило это смятение ботинок Ларвина. Я протянул руку - и нащупал обручи, а затем и край кадушки, из которой выходили полы френча Ларвина. Я вскочил, увидел в дверях темную фигуру, схватил его на руки - это был доктор, он брыкался, бил меня по шее и орал:

- Осада продолжается!

Я внес его в нашу комнату и опустил на пол. Он был весь в топленом масле, он вытер его с лица и сказал:

- Говорят, древние умащали себя, и я понимаю их - это, действительно, помогает при ссадинах. Заметьте, у меня нет уже ни одной повязки.

- Вы их просто утопили в бочке.

Он пощупал голову:

- У меня была всегда органическая неприязнь к помаде, и я таки понимаю теперь почему.

- Боюсь, что эта неприязнь закрепится теперь за вами надолго,- ответил я.

Он не был безумцем. Он действовал с холодным умом. Но это редкий случай безумия, чтобы из одного состояния мгновенно почти переключиться в другое.

- Глядя на вас, мне хочется наконец знать, что же такое безумие. Если это похоже на то, что вы проделываете, и если вообще каждое безумие может так благополучно кончиться, то это просто даже любопытно.

Я оставил доктора. Мне хотелось объясниться с Ларвиным. Я вышел в коридор. У дверей стоял Черпанов, который манил меня. Я просто жаждал защиты - и я устремился к нему. Он взял меня под руку. Мне было это приятно.