Уайнсбург, Огаё   ::   Андерсон Шервуд

Том красил и оклеивал обоями комнаты в гостинице. Ему нужны были деньги, и я все собиралась с духом сказать ему про те восемьсот долларов, что оставил отец. Никак не могла решиться. Не очень он мне нравился. Лицо и руки вечно в краске - и пахло-то от него краской. Он все старался привести в порядок старую гостиницу, подновить, сделать понаряднее.

Взволнованная женщина выпрямилась в кресле и, по-девичьи взмахивая рукой, рассказывала о том, как поехала весенним днем кататься:

- Небо было хмурое, гроза собиралась. Под черными тучами трава и деревья стали такими зелеными, что глазам было больно. Я отъехала от Вертлюжной заставы милю или чуть больше и свернула на проселок. Лошадка весело бежала в гору и под гору. Мне было неспокойно. В голову лезли мысли, мне хотелось от них убежать. Я стала нахлестывать лошадку. Черные тучи опустились, пошел дождь. Мне хотелось мчаться с ужасной быстротой, гнать и гнать без остановки. Хотелось удрать из города, из моего платья, от моего замужества, от тела моего, от всего. Я чуть не загнала лошадь, а когда она выбилась из сил, я вылезла из коляски и бежала в темноте, пока не упала и не ушибла бок. Мне хотелось убежать от всего, но и прибежать хотелось к чему-то. Понимаете, что со мной было, миленький?

Элизабет вскочила и заходила по кабинету. И доктору Рифи казалось, что он ни у кого еще не видел такой походки. В движениях всего ее тела была непринужденность, и ритм их опьянял доктора.