Убийство Михоэлса   ::   Левашов Виктор

1932-й. Страшный был год. Черный. Никогда еще Сталин не получал такого подлого, предательского удара судьбы.

Незабываемый 32-й.

Ночь с 8 на 9 ноября. Ужин у Ворошиловых в их квартире в Кремле. Надежда. В красивом черном платье. Чайная роза в волосах. Надменная. Нервная. До боли красивая. До злобы. Вырядилась. Корчит из себя. Хочет заставить его ревновать.

Дура.

В тот вечер он много пил. Хотелось забыть о делах. Трудный был год. Опасный. Голод. До поры - союзник. Не дает притупиться классовой ненависти. За гранью - враг любой власти. Дело Рютина - знак, что эта грань опасно близка. Доносилось тревожное - как подземный гул перед землетрясением. Знаки, знаки. А эти старые бляди Смирнов и Эйсмонд? "Неужели в стране не найдется человек, который мог бы его убрать?" Его убрать, Сталина. А? Иван Грозный рвал языки. Мало рвал. Он, Сталин, не повторит его ошибку. Да за что же ему это проклятье? Даже в праздник не дано забыть о делах!

Еще пил. Не отпускало. От этого еще больше мрачнел, ярился. А эта, с розой в волосах. Зима, живую розу ей подавай. Да что это она себе позволяет? Щебечет! Сука. Он выругался. Она оскорбленно вскинулась. Демонстративно отвернулась. "Эй!" - "Я тебе не эй!" Выбежала. Плевать. Молотов, каменная жопа. Чего уставился? Наливай! Полина Жемчужина, жена Молотова, подхватилась: "Я ее успокою". Ушла. Потом вернулась. Одна. "Успокоила". "Где она?" "Пошла домой, устала". И ладно. Не первая ссора. И не последняя. Так всегда было: порознь трудно, а вместе еще трудней.