JК
В долине Маленьких Зайчиков :: Рытхэу Юрий Сергеевич
Страница: 358 из 396В метельные зимние вечера при свете мерцающего жирника неторопливо текли рассказы о подвигах чукотских богатырей, о неудачливых похождениях священного, но глуповатого ворона, о скитаниях чукотского сироты… В сказках назывались реальные места, где происходило действие, и даже когда оно перемещалось на первое, второе и пятое небо, никто из слушателей не выражал сомнения в достоверности рассказа-сказки.
На смену сказкам пришли книги. Новый, совершенно незнакомый мир открылся Праву. В героях книг он искал черты, которые были знакомы ему в окружающих людях, в нем самом. У каждого человека есть минуты, когда он с особой отчетливостью, с внутренним восторгом отмечает в сердце очень важные открытия. Одним из таких открытий для Праву было то, что в книгах жили люди, которые мало отличались от него самого. Праву как-то неожиданно научился определять меру правдивости художественного произведения – когда читатель легко может представить себя на месте героя и без труда проходит через строй печатных знаков в те страны, города, деревни, на палубы кораблей, в безмолвные льды, в глубокие шахты, о которых пишется в книге…
Чтение «Капитанской дочки» часто являлось только поводом для разговора, который имел довольно далекое отношение к Пушкину.
Однажды Коравье спросил:
– Как ты научился русскому языку? Вот ты говоришь с русскими, а мне кажется, что ты родился уже знающим этот язык.
Праву хорошо помнил время, когда он не знал по-русски ни одного слова. Он слушал русских и не представлял, как можно понимать язык, состоящий сплошь из непонятных звуков, сливающихся в одно неразборчивое бормотание. Но еще больше его удивляли люди, способные изъясняться сразу на двух языках.
На смену сказкам пришли книги. Новый, совершенно незнакомый мир открылся Праву. В героях книг он искал черты, которые были знакомы ему в окружающих людях, в нем самом. У каждого человека есть минуты, когда он с особой отчетливостью, с внутренним восторгом отмечает в сердце очень важные открытия. Одним из таких открытий для Праву было то, что в книгах жили люди, которые мало отличались от него самого. Праву как-то неожиданно научился определять меру правдивости художественного произведения – когда читатель легко может представить себя на месте героя и без труда проходит через строй печатных знаков в те страны, города, деревни, на палубы кораблей, в безмолвные льды, в глубокие шахты, о которых пишется в книге…
Чтение «Капитанской дочки» часто являлось только поводом для разговора, который имел довольно далекое отношение к Пушкину.
Однажды Коравье спросил:
– Как ты научился русскому языку? Вот ты говоришь с русскими, а мне кажется, что ты родился уже знающим этот язык.
Праву хорошо помнил время, когда он не знал по-русски ни одного слова. Он слушал русских и не представлял, как можно понимать язык, состоящий сплошь из непонятных звуков, сливающихся в одно неразборчивое бормотание. Но еще больше его удивляли люди, способные изъясняться сразу на двух языках.