JК
В сорок первом (из 1-го тома Избранных произведений) :: Гончаров Юрий Даниилович
Страница: 160 из 163Пламя пригасло, пыхнуло ярче, желто-красные язычки побежали вверх и в стороны по отвесной стене скирда, мгновенно сжигая, скручивая в рубиновые завитки отдельные торчащие соломины, — и тут же все загасло.
— Так его скоро не запали́шь… — пробормотал дед Калашник. — Он умятый, улежалый, хоть топором руби… Огню его взять чижало…
Калашник стоял молчком, позади всех, у брички, но не как участник дела, а, скорей, как сторонний, безмолвный его свидетель; костлявые плечи мелкой, сухонькой его фигуры были поникло опущены, и так же поникло были опущены руки. Едва ли не все скирды, покрывавшие поле, были сложены Калашником, этими его кривоватыми, корявыми, как лесные сучья, руками, силой его жидких, таких на вид немощных плеч. Неизвестно, что он про себя думал, но ни в лице, ни в фигуре его не было протеста, и он уже не теребил Антонину насчет хлеба, видно, оставил эту свою надежду. Бормотал он тоже не вслух, а как бы только для себя одного.
Но предрика услышал, спросил у Калашника:
— А как же?
— Откуда ж мне знать?.. Поджигательством сроду не займался… Бензину вот если чуток плеснуть…
— Василий, есть с тобой бензин?
— Только в баке!
— Мокни тряпку. Можешь мокнуть?
— Если надо — невозможного нет, Павел Василич! Вася суетился с явным увлечением. Молодой, и голова еще глупая, — щененок, да и всё! Ему это было даже как что-то героическое, подвиг.
— Так его скоро не запали́шь… — пробормотал дед Калашник. — Он умятый, улежалый, хоть топором руби… Огню его взять чижало…
Калашник стоял молчком, позади всех, у брички, но не как участник дела, а, скорей, как сторонний, безмолвный его свидетель; костлявые плечи мелкой, сухонькой его фигуры были поникло опущены, и так же поникло были опущены руки. Едва ли не все скирды, покрывавшие поле, были сложены Калашником, этими его кривоватыми, корявыми, как лесные сучья, руками, силой его жидких, таких на вид немощных плеч. Неизвестно, что он про себя думал, но ни в лице, ни в фигуре его не было протеста, и он уже не теребил Антонину насчет хлеба, видно, оставил эту свою надежду. Бормотал он тоже не вслух, а как бы только для себя одного.
Но предрика услышал, спросил у Калашника:
— А как же?
— Откуда ж мне знать?.. Поджигательством сроду не займался… Бензину вот если чуток плеснуть…
— Василий, есть с тобой бензин?
— Только в баке!
— Мокни тряпку. Можешь мокнуть?
— Если надо — невозможного нет, Павел Василич! Вася суетился с явным увлечением. Молодой, и голова еще глупая, — щененок, да и всё! Ему это было даже как что-то героическое, подвиг.