В водовороте   ::   Писемский Алексей

- Мать мне ее, когда я был у них перед отъездом их на дачу, говорила: "Что это, говорит, Леночку все тошнит, и от всякой пищи у ней отвращение?" Я молчу, конечно; мало ли человека отчего может тошнить!

- Поэтому она уж в интересном положении? - произнесла княгиня почти голосом ужаса.

- Ничего больше того не знаю, ничего-с!.. - сказал наотрез Елпидифор Мартыныч.

- Но, Елпидифор Мартыныч, вы узнайте мне это хорошенько, повернее, продолжала княгиня тем же отчаянным голосом.

- Что тут разузнавать? - возразил было Елпидифор Мартыныч. - Время всего лучше может показать: пройдет месяца три, четыре, и скрыть это будет невозможно.

- Но я не через четыре месяца хочу это знать, а теперь же, - иначе я измучусь, умру, поймите вы!

Елпидифор Мартыныч развел руками.

- Можно, пожалуй, и теперь поразведать, - сказал он.

- Вы сейчас же отсюда и заезжайте к Жиглинским, разведайте у них, а завтра ко мне приедете и скажете, - настаивала княгиня.

- Хорошо! - согласился Елпидифор Мартыныч. - Только одного я тут, откровенно вам скажу, опасаюсь: теперь вот вы так говорите, а потом как-нибудь помиритесь с князем, разнежитесь с ним, да все ему и расскажете; и останусь я каким-то переносчиком и сплетником!

- Никогда я ему ничего не скажу и не помирюсь с ним в душе!.. возразила княгиня.

- Ну да, не скажете! Женщина ведь вы, сударыня, и поэтому сосуд слабый и скудельный!.. - заметил ей глубокомысленно Елпидифор Мартыныч.

Когда он, наконец, отправился и княгиня осталась одна, то дала волю душившим ее в продолжение всей предыдущей сцены слезам.