Вечер на Хопре   ::   Загоскин М Н

Но всех курьезнее показался ему приказный в долгополом сюртуке: такой исковерканной и срамной рожи он сродясь не видывал! Его лысая и круглая, как бильярдный шар, голова втиснута была промежду двух узких плеч, из которых одно было выше другого; широкий подбородок, как набитый пухом ошейник, обхватывал нижнюю часть его лица; давноне бритая борода торчала щетиною вокруг синеватых губ, которые чуть-чуть не сходились на затылке; толстый, вздернутый кверху нос был так красен, что в потемках можно было принять его за головню; а маленькие, прищуренные глаза вертелись и сверкали, как глаза дикой кошки, когда она подкрадывается ночью к какому-нибудь зверьку или к сонной пташечке. Он беспрестанно ухмылялся. Но эта улыбка,- говаривал не раз покойный мой батюшка,- ни дать ни взять походила на то, как собака оскаливает зубы, когда увидит чужого или захочет у другой собаки отнять кость . Вот как гости, опорожнив штоф запеканки, остались без дела, то батюшка, желая занять их чем-нибудь до ужина, начал с ними разговаривать. - Ну, что, приятели, - спросил он казаков, - что у вас на Дону поделывается? - Да ничего! - отвечал казак с толстым брюхом. - Все попрежнему: пьем, гуляем, веселимся, песенки попеваем... - Попевайте, любезные, - продолжал батюшка, - попе вайте, только бога не забывайте! Казаки захохотали, а приказный оскалил зубы, как го лодный волк, и сказал: - Что об этом говорить, сударь! Ведь это круговая порука: мы его не помним, так пускай и он нас забудет; было бы винцо да денежки, а все остальное трын-трава! Батюшка нахмурился: он любил пожить, попить, по бражничать, но был человек благочестивый и бога помнил. Помолчав несколько времени, батюшка спросил подьячего, из какого он суда.

- Из уголовной палаты, сударь, - клоном приказный.

- Ну что поделывает ваш председатель? - продолжал батюшка.