Вечер на Хопре   ::   Загоскин М Н

Пока усталые кони, идя шагом, отдыхали, Заруцкий рассказывал мне про настоящее свое житье-бытье, про сельские хлопоты, хозяйство и, наконец, про пламенную любовь свою к какой-то деревенской соседке, молодой вдовушке, которая,- говорил мой приятель, вздыхая и закуривая четвертую трубку,- поклялась уморить меня с тоски и до тех пор не давать решительного ответа, пока она не износит полдюжины черных платьев из какой-то фланели, видно казенной, потому что они другой год не могут износиться, и, верно, в огне не горят и в воде не тонут. Чтоб поразмыкать мое горе,-продолжал Заруцкий,-я вздумал съездить недельки на две погостить у моего дяди и очень рад, что встретился с тобою . - Да рад ли будет этому твой дядя? - прервал я. Мне весьма приятно с ним познакомиться, но, говорят, он такой нелюдим... - Да, он неохотно заводит новые знакомства, а особливо с нашими уездными дворянами. Они такие чопорные, считаются визитами, а он человек старый, любит покой и больно тяжел на подъем. Ты - дело другое, ты человек заезжий, а сверх того - старинный приятель и сослуживец его племянника, которого он любит, как сына родного; да, правда, и я его очень люблю. - Скажи, пожалуйста, что ему за радость жить в этой глуши? - У него есть на то свои причины. - А например? - Это целый роман, мой друг. Прежде всего надобно тебе сказать, что во время оно дядя мой, Иван Алексеевич Асанов, был человек бедный; он не мог даже и мечтать о наследстве, которое досталось ему после; и в самом деле, мог ли он думать, что четверо двоюродных братьев, два племянника и три племянницы умрут в одну неделю от чумы, которая в 1771 году пожаловала в Москву. Деревня, в которой живет теперь Иван Алексеевич, принадлежала месному помещику Глинскому, скупому, злому и, если верить изустным преданиям, настоящему разбойнику. У этого Глинского была дочь, прекрасная лицом, еще прекраснее душою.