JК
Великий стол :: Балашов Дмитрий Михайлович
Страница: 47 из 628Земля все еще выбирала себе град и главу, и выбрала земля другой город на Волге, на великой реке, несущей воды свои из глухих лесов северных в Орду, в степи, и дальше, в Хвалынское море, по которому путь в Дербент и далекую сказочную Персию…
Владимирская земля столицею выбрала Тверь.
Бояре уезжали на лодьях, обозы и стада, перевозя через Волгу, гнали посуху.
Акинф, первым затеявший все это, уходил теперь одним из последних. Домолачивали хлеб — не бросать же! Дожидали своих из полюдья, с Ветлуги и Унжи. Сам Акинф, впрочем, успел уже побывать и в Москве и в Твери, поклониться Михайле Тверскому. Уже и землю обещал ему князь, о край волости, под Бежичами, и двор где поставить, в самой Твери, указал.
Когда дошли вести из Нижнего, где перебили вечем городецких бояр Андреевых, и узналось из Костромы про гибель Ивана Жеребца с Давыдом, растерзанных озверелой толпой, тогда и все заговорили, что Акинф Великой как в воду глядел. А спервоначалу не то приходилось слышать. Кто-то и измену великому князю Дмитрию помянул было… Акинф тогда (дело-то совершалось на поминках по Андрею) встал, набычился, обвел стол с ближней дружиною Андреевой:
— Кто дерзнет молвить, что аз безлепо служил князю своему?!
— Утихни, Окинф Гаврилыч! А только, вишь… Могила не просохла ищо!
Акинф боднул головой неотступно:
— Ведомо самим, что баял Андрей Саныч, царство ему небесное, про Михайлу Ярославича: ему, мол, одному достоит приняти стол великокняжеский!
— Баял, баял! Было! — раздались голоса.
— Пото и моя молвь! — возвысил Акинф.
Владимирская земля столицею выбрала Тверь.
Бояре уезжали на лодьях, обозы и стада, перевозя через Волгу, гнали посуху.
Акинф, первым затеявший все это, уходил теперь одним из последних. Домолачивали хлеб — не бросать же! Дожидали своих из полюдья, с Ветлуги и Унжи. Сам Акинф, впрочем, успел уже побывать и в Москве и в Твери, поклониться Михайле Тверскому. Уже и землю обещал ему князь, о край волости, под Бежичами, и двор где поставить, в самой Твери, указал.
Когда дошли вести из Нижнего, где перебили вечем городецких бояр Андреевых, и узналось из Костромы про гибель Ивана Жеребца с Давыдом, растерзанных озверелой толпой, тогда и все заговорили, что Акинф Великой как в воду глядел. А спервоначалу не то приходилось слышать. Кто-то и измену великому князю Дмитрию помянул было… Акинф тогда (дело-то совершалось на поминках по Андрею) встал, набычился, обвел стол с ближней дружиною Андреевой:
— Кто дерзнет молвить, что аз безлепо служил князю своему?!
— Утихни, Окинф Гаврилыч! А только, вишь… Могила не просохла ищо!
Акинф боднул головой неотступно:
— Ведомо самим, что баял Андрей Саныч, царство ему небесное, про Михайлу Ярославича: ему, мол, одному достоит приняти стол великокняжеский!
— Баял, баял! Было! — раздались голоса.
— Пото и моя молвь! — возвысил Акинф.