Страница:
224 из 262
И с признательностью за то, что она побудила его на этот шаг, такой отчаянный и единственно верный, любовался Сигитой, тоже завороженной тихой прелестью южной крымской ночи, этой песней, чужой и близкой ей, потому что пели добрые и несчастные люди и с ними было спокойно и просто, как со своими, очень родными людьми. У нее прошла скованность и неловкость, какая стесняла ее поначалу. Она уже освоилась и смотрела открыто на лица поющих, даже шевелила губами, буззвучно повторяя незнакомый напев.
- Все мы да мы поем, - спохватилась Тася. - Что, ваши песни разве хуже? Давай, Сигита, спой по-вашему, по-литовски. А мы с Тимофеем послушаем.
Сигита не смутилась, не стала упираться и, застенчиво улыбнувшись Альгису, запела тихим поначалу неуверенным, голосом ту песню, что он слышал в вагоне, когда пели вместе Сигита и милиционеры.
Куда бежишь, тропинка милая? Куда ведешь, куда зовешь? Кого ждала, кого любила я, Уж не воротишь, не вернешь.
Тася, удивленно раскрыв глаза, слушала незнакомые слова, а потом вскрикнула радостно:
- Так то ж наша песня! Только слова другие! Выходит и по-литовски, и по-русски эта песня поется.
Сигита понимала по-русски, но говорила с трудом.
- Нет, - заупрямилась она, - песня наша, литовская.
- Как же так? - обернулась к Альгису за поддержкой Тася. - Наша песня. Помню до войны у нас в селе ее каждая девчонка пела. И слова такие хорошие... Теперь не услышишь.
И устремив глаза к звездам, стала припоминать слова, тихо напевая.
|< Пред. 222 223 224 225 226 След. >|