Владимир Ковалевский: трагедия нигилиста   ::   Резник Семен Ефимович

«Конечно, я теперь сильно отстал, – тревожился Ковалевский, – и главное, как-то мозги перекристаллизовались на другое, ноя надеюсь, что при работе все опять устроится по-старому».

В течение лета тон его писем становился все более озабоченным и тревожным. Внутреннее устройство бань оказалось слишком сложным, а кредитное общество выдало только часть ссуды. «Хлопот и забот так много, а кроме того, все эти дела до того отвлекают от научных интересов, что мы часто с Софою горько скорбим, что не удовлетворились имевшимися у нас крохами и пустились в дело». Это он писал 15 августа, когда еще имел надежду открыть бани в конце сентября.

Но подошел и прошел октябрь, а бани все еще не были готовы. Деньги вышли полностью, кредиторы наседали, расплачиваться с ними было нечем. Владимир Онуфриевич почти перестал писать Александру, но тот издали чувствовал, в каком тяжелом положении находится брат.

«Что-то ты, дорогой дружок, поделываешь в это время? Ты как-то никогда ничего не пишешь о своей внутренней жизни; весь ты погряз в эти постройки и дела. Что бы ты наделал, если бы вся эта энергия пошла на палеонтологию? Я не читал статьи Марша, который, говорят, проследил полную генеалогию лошади, найдя чуть ли не семь или 8 последовательных предков. Я помню, ты как-то говорил, что возможно надеяться на нечто подобное для многих домашних животных и даже самого человека». Александр советовал продать бани и постройку в 9-й линии, хотя бы и «с потерей чего-нибудь», чтобы только поскорее Владимир вернулся к науке.