Все, наконец   ::   Туррини Петер

Когда мои коллеги на редакционном заседании осуждали врача, работавшего в нацистском концлагере, который отправлял заключенных на тот свет посредством инъекций яда и которого недавно обнаружили в Бразилии, я заявил, что готов отнестись к этому человеку с пониманием. Его действия можно расценить как гуманные. Ведь заключенные, изнуренные тяжким трудом в каменоломнях и избиваемые надсмотрщиками, были уже на пределе своих сил, на пороге смерти, его укол лишь сокращал страдания несчастных, избавлял их физической боли, от всех земных горестей. Даже смертельно раненым солдатам на фронте было отказано в подобном проявлении милосердия из-за дефицита шприцев и медикаментов. Коллеги не знали, как им себя вести: промолчать или рассмеяться, и предпочли последнее. Я всем говорил, что страдаю импотенцией, и приставал к редакционным секретаршам со всякими непристойностями. Как-то раз меня пригласили произнести речь по поводу дня рождения одного еврея-промышленника, и я говорил о нарастании праворадикального экстремизма, о нелепых претензиях многих людей на расовую чистоту. И это в стране, столетиями предоставляющей кров чужестранцам. Собравшиеся внимали мне, одобрительно кивая. Что может быть отвратительнее этих чистопородных наци? Только одно - чистопородные евреи. Все в ужасе уставились на меня, но вдруг расхохотались. Они смеялись, не в силах остановиться. Я тонул в море хохота и тоже смеялся.

(Смеется.)

Мне пришло в голову броситься с самой высокой башни города и зафиксировать мое падение с помощью фотоаппарата.

(Смеется.)

Я решил, что лучше отправить на тот свет кого-нибудь другого.