Щенки и псы войны   ::   Щербаков Сергей Анатольевич

Забралась на табуретку, чтобы достать с верхней полки в стенке игрушку, ну и оступилась, упала. Больно упала. Лежит, плачет. Я подбежал, поднял её с пола. Успокаиваю, значит, в ушибленный лобик целую. А она сквозь слезы и говорит: « Пап, мне не так больно как жалко колечко». И показывает мне своё колечко серебряное, которое ей бабушка на день рождения подарила. Которое она на пальчике носила. Смотрю: тоненькое колечко треснуло как чайная сушка на три части. Я говорю: « Не плачь, Танюша, ничего страшного не случилось, починю я его». А она мне в ответ: «Нет, папуля, его уже не починить». Вот, братцы, такой сон…

— Да, Дмитрич, скажу, сон не очень-то.

— В том то и дело.

— А я никогда снов не вижу, — отозвался, хлопая белесыми как у телёнка ресницами, белобрысый с большими голубыми глазами Мирошкин.

— Счастливчик! Век бы их не видеть! — буркнул немногословный Трофимов.

Отбросив окурок, он поднялся, молча, взял из рук Привалова верёвку и направился к Крестовскому.

— Алексей! Куда тебя черт несёт? — крикнул раздражённо тёзке вслед Дудаков.

Все прильнули к земле, провожая взглядами «собровца». Тот постоял некоторое время перед трупом, склонился над ним, что-то долго сосредоточенно рассматривая, потом осторожно стал продевать верёвку между телом и локтем убитого.

— Чего он там возится? — недовольно пробубнил пухлыми губами, ёрзая, окоченевший Привалов.

— Не видишь? Письма собирает, — отозвался рядовой Чернышов, по прозвищу «Танцор», наблюдая за Трофимовым.