JК
Записки сумасшедшей журналистки :: Асламова Дарья
Страница: 379 из 399Я сейчас одеваюсь и ухожу, и не смей меня трогать. Он смотрел на меня с издевкой.
– И куда же ты пойдешь? Ночь, лес вокруг.
– К медведям.
– Денег возьми, глупая. Кто тебя сейчас повезет бесплатно?
– Подавись своими деньгами. Не хочу облегчать тебе угрызения совести.
Я открыла дверь, и он крикнул мне вдогонку с бессильной злостью:
– Дура, я же люблю тебя!
– Ненависть – тоже форма любви.
В пансионате гулянка шла уже вовсю. В коридоре, около лестницы лежал безобидный с виду придурок. Он уже не пытался подняться – это роскошь! – он мечтал встать на четвереньки. Я перешагнула через него и направилась к выходу. В лесу стояла такая тишина, что можно было слышать собственные мысли. Ночь казалась совсем светлой от почти полной луны, в воздухе сверкали морозные, переливающиеся иглы. Снег светился такой бархатной голубизной, что страшно было ступать по такому великолепию. В сторожке на выходе из пансионата никого не было, ворота распахнуты настежь. Заходи, бери, что хочешь. Сторожа тоже люди, им Новый год встречать надо. Я вышла на дорогу и побрела в том направлении, в котором, по моим представлениям, находился город. Идти пришлось довольно долго. Ни человека, ни машины. Одни елки вокруг с отяжелевшими от снега лапами. Хоть садись на пенек и волком вой. Хмель из меня быстро выветрился. Я стала тихонько подмерзать и хныкать от горько сосущей сердце грусти, вовсю упиваясь жалостью к себе.
– И куда же ты пойдешь? Ночь, лес вокруг.
– К медведям.
– Денег возьми, глупая. Кто тебя сейчас повезет бесплатно?
– Подавись своими деньгами. Не хочу облегчать тебе угрызения совести.
Я открыла дверь, и он крикнул мне вдогонку с бессильной злостью:
– Дура, я же люблю тебя!
– Ненависть – тоже форма любви.
В пансионате гулянка шла уже вовсю. В коридоре, около лестницы лежал безобидный с виду придурок. Он уже не пытался подняться – это роскошь! – он мечтал встать на четвереньки. Я перешагнула через него и направилась к выходу. В лесу стояла такая тишина, что можно было слышать собственные мысли. Ночь казалась совсем светлой от почти полной луны, в воздухе сверкали морозные, переливающиеся иглы. Снег светился такой бархатной голубизной, что страшно было ступать по такому великолепию. В сторожке на выходе из пансионата никого не было, ворота распахнуты настежь. Заходи, бери, что хочешь. Сторожа тоже люди, им Новый год встречать надо. Я вышла на дорогу и побрела в том направлении, в котором, по моим представлениям, находился город. Идти пришлось довольно долго. Ни человека, ни машины. Одни елки вокруг с отяжелевшими от снега лапами. Хоть садись на пенек и волком вой. Хмель из меня быстро выветрился. Я стала тихонько подмерзать и хныкать от горько сосущей сердце грусти, вовсю упиваясь жалостью к себе.