JК
Вживленный Чип контроля (Марш-бросок) :: Соболев Сергей Викторович
Страница: 63 из 81Вот… даже у них были детки! А я… а мне-то… мне – за что?!
Не зная, как себя вести, Швец потянулся за сигаретами, щелкнул зажигалкой, закурил… Расстрельный тридцать седьмой Леонтьич застать не мог; вернее сказать, он родился именно в ту пору, когда здесь, в Бутове, расстреливали ежедневно, массово, по спискам .
В прошлый раз, месяца четыре назад, он разыскал экс-гэбиста, малость повредившегося мозгами, здесь же, в Бутове. Вообще-то Леонтьич и сейчас, хотя сильно не в форме, особенно не треплет языком. Но тогда он молол, разговаривая сам с собою, всякую всячину, не обращая внимания на молодого человека в цивильном, который, как и сейчас, дожидался, пока за ними не пришлют машину… Из услышанного тогда можно было сделать вывод, что Абросимов был здесь, на полигоне в Бутове, какой-то крупной шишкой. Что он лично участвовал в расстрелах и что его до жути здесь все боялись. По-видимому, все же дело обстояло в конце сороковых или в начале пятидесятых годов, когда здесь, хотя и не так массово, как прежде, тоже исполняли (тех, кто служил в ОГПУ-НКВД в тридцатых, почти целиком зачистили еще до войны). Здесь же, на закрытом чекистском объекте, несколько лет служил отец Леонтьича и тоже, кажется, был отнюдь не рядовым гэбистом. А с ними, с офицерами госбезопасности, здесь проживали также и их семьи…
Мальчишки любопытны, и вполне вероятно, что вопреки существовавшим здесь некогда строгим порядкам тому же Леонтьичу, который тогда был мальчиком Петей, довелось подсмотреть нечто такое, что до основания потрясло его психику.
– Зверь он был, сущий зверь, – словно иллюстрация к размышлениям, прозвучал надтреснутый голос.
Не зная, как себя вести, Швец потянулся за сигаретами, щелкнул зажигалкой, закурил… Расстрельный тридцать седьмой Леонтьич застать не мог; вернее сказать, он родился именно в ту пору, когда здесь, в Бутове, расстреливали ежедневно, массово, по спискам .
В прошлый раз, месяца четыре назад, он разыскал экс-гэбиста, малость повредившегося мозгами, здесь же, в Бутове. Вообще-то Леонтьич и сейчас, хотя сильно не в форме, особенно не треплет языком. Но тогда он молол, разговаривая сам с собою, всякую всячину, не обращая внимания на молодого человека в цивильном, который, как и сейчас, дожидался, пока за ними не пришлют машину… Из услышанного тогда можно было сделать вывод, что Абросимов был здесь, на полигоне в Бутове, какой-то крупной шишкой. Что он лично участвовал в расстрелах и что его до жути здесь все боялись. По-видимому, все же дело обстояло в конце сороковых или в начале пятидесятых годов, когда здесь, хотя и не так массово, как прежде, тоже исполняли (тех, кто служил в ОГПУ-НКВД в тридцатых, почти целиком зачистили еще до войны). Здесь же, на закрытом чекистском объекте, несколько лет служил отец Леонтьича и тоже, кажется, был отнюдь не рядовым гэбистом. А с ними, с офицерами госбезопасности, здесь проживали также и их семьи…
Мальчишки любопытны, и вполне вероятно, что вопреки существовавшим здесь некогда строгим порядкам тому же Леонтьичу, который тогда был мальчиком Петей, довелось подсмотреть нечто такое, что до основания потрясло его психику.
– Зверь он был, сущий зверь, – словно иллюстрация к размышлениям, прозвучал надтреснутый голос.