Женщина в белом   ::   Коллинз Уилки

Много лет назад, когда она уезжала от нас, она записала в моем молитвеннике свой лондонский адрес и сказала: "Если вам когда-нибудь будет плохо, Анна, приезжайте ко мне. У меня нет мужа, который мог бы запрещать мне что-либо, нет детей, чтобы смотреть за ними, вот я и буду заботиться о вас". Добрые слова, правда? Наверно, я помню их именно оттого, что они были добрыми, эти слова. Я так мало что помню, так мало, так мало!

- Разве у вас нет отца и матери, чтобы заботиться о вас?

- Отца? Я его никогда не видела. Я никогда не слышала, чтобы мать говорила о нем. Отец? О господи, он, наверно, давно умер.

- А ваша мать?

- Я с ней не очень-то лажу. Мы не ладим и боимся друг друга.

"Не ладим и боимся друг друга!" При этих словах во мне впервые шевельнулось подозрение, что, возможно, именно мать поместила ее в сумасшедший дом.

- Не спрашивайте меня о матери, - продолжала она. - Мне приятнее говорить о миссис Клеменс. Миссис Клеменс, как и вы, не считает, что меня надо вернуть обратно в больницу. Она тоже радуется, как и вы, что я убежала оттуда. Она плакала над моей бедой и сказала, что ее надо скрывать от всех.

Ее "беда". Что она хотела этим сказать? Не из-за этого ли она написала анонимное письмо? Не употребила ли она это слово в том обычном смысле, что и многие другие женщины, пишущие анонимные письма, чтобы помешать браку своих неверных возлюбленных?

Я решил выяснить, что она подразумевала под словом "беда", прежде чем мы заговорим о другом.

- Какая беда? - спросил я.