Жестокость   ::   Нилин Павел

Я, пожалуй, прилягу. Мне все-таки не семнадцать лет. Обеспечь охрану, чтобы было тихо. Понятно?

- Понятно. Будет сделано, - почтительно пообещал Воробьев.

- Если я засплюсь, разбудишь.

- Разбужу, а как же, - опять пообещал Воробьев, который был постарше нашего начальника, но спать не собирался. - Будьте покойны, я тут на своих собственных ногах...

Венька все не возвращался.

Делать было нечего. Мы с Колей Соловьевым вышли посмотреть, как едят в темноте болтушку с отрубями и овсом наши кони.

Болтушка была замешена в трех колодинах, выдолбленных в толстых лиственничных бревнах. У каждой колодины - два коня. Они устало переступали с ноги на ногу и лениво обмахивались хвостами.

Недалеко от лошадей настлана солома. На соломе белеет рубашка Голубчика. По примеру начальника он тоже прилег. Рядом с ним поместился наконец угомонившийся Петя Бегунок.

Мы с Колей Соловьевым поглядели на них и тоже прилегли на солому. Прилегли и сразу же задремали.

Я проснулся от тихого разговора во дворе.

- Не покусала она тебя? - заботливо спрашивал Воробьев, светя во тьме красным огоньком самокрутки.

- Ну для чего же она будет меня кусать?

Я узнал голос Веньки. Значит, он уже вернулся.

- Стало быть, фартовый ты, - говорил Воробьев, и было слышно, как он похлопывает кобыленку по крупу. - Она зимой наробраза покусала.

- Кого?

- Наробраза.