Жизнь и смерть поэта Шварца   ::   Найман Анатолий

Госпремию ему ознаменуем сверхплановым проникновением в шведские территориальные воды.

Таисья. Как глазки разгорелись! Хвост распустит: поэт - то, поэт - се, поэту ничего нельзя дать, ничего нельзя отнять. А за Госпремией - ползочком на брюхе.

Шварц. Повторяй за мной, дура. Пока - не требует поэта - к священной жертве Аполлон - в заботах - суетного света - он малодушно погружен.

Н-но! лишь божественный глагол... Как пробудившийся орел.

Таисья. А не стыдно? Государственная - ведь бывшая Сталинская. Который полнароду горло перерезал. Включая твоего папашу.

Шварц. "Полнароду"! А начал с кого? Я же первый от него пострадал. Как никто. Он же меня преследовал, как педофил пионера. Приплыл к нам в лагерь "Горнист" по Черному морю, увидел меня на линейке и - пл-ламя из пасти! Вот подайте мне этого мальчишечку и никого другого. Я говорю: товарищ Сталин, неудобно - октябрятский актив, комсомольцы... Он мне: Валерий! Я Берию брошу, Маленкова брошу, Лепешинских обеих, Ольгу-балерину и Ольгу Борисовну-академика, которая открыла, что живая природа образуется из неживой, уже, считай, бросил - только приходи ко мне сегодня в административный корпус. Я: Осип! Кончай! Мы не дети. Я будущий великий поэт Шварц... Он: по-о-а-эт?! И гекзаметром можешь? Я с ходу: о, Виссарёныч Иосиф, держав и пещер гладиатор! И пентаметром? - Насморков гиперборейских, Ёсиф, ты осушитель. Ладно, говорит, спасать надо паренька, гений нации, это же видно: привяжите меня к мачте и везите в Пицунду к Берии и Маленкову. (Повторяет с грузинским акцентом.