JК
Золото :: Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович
Страница: 48 из 74А что касаемо выдела, так уж как волостные старички рассудят, так тому и быть.
Родион Потапыч с ужасом посмотрел на строптивца, хотел что-то сказать, но только махнул рукой и бессильно опустился на диван.
– Пора мне и свой угол завести, – продолжал Яша. – Вот по весне выйдет на волю Кедровская дача, так надо не упустить случая… Все кинутся туда, ну и мы сговорились.
– Что-о?..
– Сговорились, говорю. Своя у нас канпания: значит, зять Тарас Матвеич, я, Кишкин…
– Вот так канпания! – охнул Родион Потапыч. – Всех вас, дураков, на одно лыко связать да в воду… Ха-ха!..
Старик редко даже улыбался, а как он хохочет – Яша слышал в первый раз. Ему вдруг сделалось так страшно, так страшно, как еще никогда не было, а ноги сами подкашивались. Родион Потапыч смотрел на него и продолжал хохотать. Спрятавшаяся за печь Устинья Марковна торопливо крестилась: трехнулся старик…
– Так канпания? А? – спрашивал Родион Потапыч, делая передышку. – Кедровская дача на волю выйдет? Богачами захотели сделаться… а?..
– Уж это кому какие бог счастки пошлет…
– Хорошо, я тебе покажу Кедровскую дачу. Ступай, оболокайся…
Когда Яша с привычной покорностью вышел, из-за печи показалось испуганное лицо Устиньи Марковны.
– Как же насчет Фени-то?.. – шептала она побелевшими от страха губами. – Слезьми, слышь, изошла…
Старик посмотрел на жену, повернулся к образу и, подняв руку, проговорил:
– Будь она от меня проклята…
Устинья Марковна так и замерла на месте.
Родион Потапыч с ужасом посмотрел на строптивца, хотел что-то сказать, но только махнул рукой и бессильно опустился на диван.
– Пора мне и свой угол завести, – продолжал Яша. – Вот по весне выйдет на волю Кедровская дача, так надо не упустить случая… Все кинутся туда, ну и мы сговорились.
– Что-о?..
– Сговорились, говорю. Своя у нас канпания: значит, зять Тарас Матвеич, я, Кишкин…
– Вот так канпания! – охнул Родион Потапыч. – Всех вас, дураков, на одно лыко связать да в воду… Ха-ха!..
Старик редко даже улыбался, а как он хохочет – Яша слышал в первый раз. Ему вдруг сделалось так страшно, так страшно, как еще никогда не было, а ноги сами подкашивались. Родион Потапыч смотрел на него и продолжал хохотать. Спрятавшаяся за печь Устинья Марковна торопливо крестилась: трехнулся старик…
– Так канпания? А? – спрашивал Родион Потапыч, делая передышку. – Кедровская дача на волю выйдет? Богачами захотели сделаться… а?..
– Уж это кому какие бог счастки пошлет…
– Хорошо, я тебе покажу Кедровскую дачу. Ступай, оболокайся…
Когда Яша с привычной покорностью вышел, из-за печи показалось испуганное лицо Устиньи Марковны.
– Как же насчет Фени-то?.. – шептала она побелевшими от страха губами. – Слезьми, слышь, изошла…
Старик посмотрел на жену, повернулся к образу и, подняв руку, проговорил:
– Будь она от меня проклята…
Устинья Марковна так и замерла на месте.