Амето   ::   Боккаччо Джованни

XXXIV

Меж тем Амето вернулся к сладостным размышленьям, обретая в них не меньшую отраду, чем в созерцании нимф, хотя порой огорчался краткостью их речей; его удручало, что беседе скоро наступит конец, а с концом ее наступит и миг расставанья. Тем временем его слуха достиг рассказ нимфы о том, как ее выдали за старого мужа, и, опечалившись, он стал досадовать на свою жизнь: «О боги, о произвол неба, о коварство Фортуны, я бы проклял вас, если бы не страшился ответной злобы. Зачем вы возвысили меня душой, унизив рождением? За какие грехи я родился под несчастной звездой, обрекшей меня горестям жизни? Эта юная дева влачила печальные дни со старым мужем, подумать только, за что? И где же тогда был я, о Фортуна, жестокая к моей доле? Разве я не был достойнее ее, чем этот старик? Чем он больше моего заслужил твою милость? Тем ли, что богаче меня, но зато у меня есть молодость, которой ему не вернут все сокровища мира, если только Медея не омолодит его, как Эзона. Конечно, Агапее он не чета, а я бы во всем ей угождал; по крайней мере, в том, чего больше всего желают юные девы, я бы послужил ей куда лучше, чем этот старик. О судьба, ты думала повредить мне одному, а досталось троим: старику – вечное покаяние, деве – урон, а мне – утрата великого блага. Если бы я смел возроптать, я показал бы тебе, какой гнев меня жжет и какая снедает досада. О несчастная молодость бедняков, ты не пора их жизненной силы, а залог грядущих невзгод, так минуй же скорей, раз богатства значат больше, чем доблесть: смерть – лучший удел, чем ожидание седой старости, горчайшего бедствия нищих.