Калевала   ::   Крусанов Павел

Вскоре прибыл Лемминкяйнен к милому берегу: увидел он острова и проливы, увидел отеческую пристань и одну из своих старых лодок, узнал сосны на пригорке и ели на холмах, но не увидел он своего дома — где стояли когда-то стены, там заветвилась черемуха, где был двор, там поднялись молодые ели, где виднелся прежде сруб колодца, там пророс можжевельник. Поднялся Ахти по берегу, где играл и прыгал в детстве, подошел к сожженному дому и горько заплакал на старом пепелище по родным — по тем, кого оставил здесь три года назад.

— Голубка моя, матушка, ты носила и вскормила меня! — зарыдал Лемминкяйнен. — А теперь прахом стало твое тело: в головах у тебя выросли ели, в ногах — можжевельник, у рук — ветлы! Вот награда мне, глупцу, вот мне, неразумному, воздаяние! Незачем было мне ездить в Похьолу, за черту туманной земли, не надо мне было брать с собой оружие и мерить с хозяевами мечи! За это погиб весь мой род и лежит теперь убитой мать!

Долго горевал Лемминкяйнен, долго бродил по заросшему двору и наконец заметил едва видный след в траве, едва приметную тропинку. Пойдя по этому следу, вышел Ахти к лесу и там, в глубине, в тенистой чаще, отыскал под скалой незаметную избушку, а в избушке увидел свою седовласую мать. Всем сердцем обрадовался Лемминкяйнен и прижал старушку к груди.

— Жива, родная! — воскликнул Ахти. — А я думал, что ты убита, и все слезы уже выплакал!

— Укрылась я в тайном месте, когда, ища тебя, злополучного, пришли с войною люди Похьолы, — сказала Лемминкяйнену мать.